"Кошачье кладбище" - читать интересную книгу автора (Кинг Стивен)

8

В субботу закончилась первая школьная неделя Элли. А в понедельник начнутся занятия в университете. Семья Кридов коротала вечер на лужайке. К ним подошел Джад Крандал. Подкатила на велосипеде Элли за стаканом ледяного чая. Гейдж ползал по траве, охотился за жуками, иной раз отправляя их в рот: как-никак тоже белковая пища.

— Джад, я вам сейчас стул принесу, — предложил Луис и поднялся.

— Не нужно.

На Джаде джинсы, рабочая рубашка с открытым воротом, зеленые сапоги. Взглянул на Элли, спросил:

— Ты еще не забыла про ту тропинку? Хочешь посмотреть, куда она ведет?

— Хочу! — Глаза у девочки заблестели. — Джордж Бак из нашего класса говорит, там Кошачье кладбище. Я маме говорю, а она говорит, надо вас дождаться, вы знаете, что и где.

— Все верно, — кивнул Джад. — Что ж, если не против, давай прогуляемся. Только сапоги надень. Сыро там.

Элли бегом бросилась в дом. Джад проводил ее ласковой улыбкой.

— Может, и вы, Луис, к нам присоединитесь?

— С удовольствием. — И посмотрел на Рейчел. — А ты, дорогая, хочешь с нами?

— Как быть с Гейджем? Идти ведь с милю.

— На спину посажу, в креслице на ремнях.

— Согласна, — рассмеялась Рейчел, — только, чур, на твою спину.

Через десять минут все, кроме Гейджа, переобувшись в сапоги, тронулись в путь. Гейдж, удобно устроившись за плечами отца, глазел по сторонам. Элли то и дело убегала вперед, то гонялась за бабочками, то выискивала цветы.

Трава на поле была им по пояс, щедро рос золотарник, предвестник осени. Но в воздухе осенью еще не пахло. Солнце грело по-августовски тепло, а меж тем сентябрь уже перевалил за половину. Когда они взобрались на вершину первого холма, вытянувшись в цепочку, под мышками у Луиса рубашка уже потемнела от пота.

Джад остановился. Луис поначалу подумал, что старик запыхался, но, оглянувшись, понял: с холма открывается красивый вид.

— А неплохо здесь, правда? — заметил Джад, жуя травинку. Вот она, типичная для южан черта, подумал Луис: не восторгаются ничем, не радуются вволю.

— Да здесь просто великолепно! — прошептала Рейчел, повернулась к Луису, укоризненно сказала: — И ты до сих пор меня сюда не приводил?

— Я и сам сюда не хаживал, — Луису даже стало стыдно, ведь это их собственная земля. Просто не мог выкроить минутку, чтоб забраться на холм.

Элли убежала далеко вперед. Вернулась, встала как вкопанная, широко открыв глаза, — красота! У ее ног терся Чер.

Холм был невысок, но и с небольшой возвышенности можно обозреть окрестности: на востоке до горизонта стеной стоял лес, а на западе — чуть в низине — золотистое, покойное, дремотное поле, подернутое легкой дымкой. Тишина. Не слышно даже бензовозов из Оринко на шоссе. Там, в низине, река Пенобскот, когда-то по ней вниз, к Бангору и Дерри, сплавляли плоты. Широкая, неспешная река. Несет она воды к далеким городкам Хемпден и Уинтерпорт, а здесь, вдоль нее, повторяя все изгибы и повороты русла, бежит шоссе — до самого Бакспорта. Все засмотрелись на реку, обсаженную деревьями, на змейки дорог, квадраты полей. Из крон старых вязов взметнулся шпиль баптистской церкви Северного Ладлоу, справа кучкой добротные кирпичные здания — школа Элли.

По небу, цветом что вытертые джинсы, плыли белые облака. А кругом поля, уже отдыхающие после летних тягот, но еще живые, желто-бурые.

— Великолепно! Ты верное слово нашла! — проговорил наконец Луис.

— В старину этот холм называли Холмом Будущего, — сказал Джад. — Кое-кто и по сей день так называет, да только поуезжали все в город, что им теперь этот холм. Мало кто сюда захаживает, думают: невелик, что с него увидишь? Но, вот, убедитесь сами. — Он повел рукой и умолк.

— А увидишь отсюда все на свете, — подхватила Рейчел, задумчиво и благоговейно. Повернувшись к мужу, спросила: — Дорогой, это НАШ холм?

Луис не успел ответить, его опередил Джад:

— Это часть ваших угодий.

Да если б и не наш, не все ли равно, подумал Луис.

В лесу оказалось много холоднее. Широкую тропу устилала хвоя, справа и слева попадались букетики в пустых кофейных банках, правда, цветы уже завяли. Тропа повела под гору. Пройдя с четверть мили, Джад окликнул Элли.

— Здесь, конечно, девчушкам раздолье, — добродушно проворчал он. — Но ты уже папе с мамой пообещай: в следующий раз пойдешь сюда, с тропы ни-ни!

— Обещаю! — с готовностью отозвалась Элли. — А почему?

Старик взглянул на Луиса, тот остановился передохнуть: Гейдж хоть и маленький, а увесистый, и даже в тенистых елях и соснах отцу стало жарко.

— Вы хоть знаете, где мы сейчас?

Луис перебрал в уме самые очевидные ответы, но ни один ему не понравился: в Ладлоу; в Северном Ладлоу; за моим домом; между шоссе номер пятнадцать и центральной автострадой. Покачал головой, дескать, не знаю.

Джад ткнул большим пальцем за спину.

— Там — город и всякая суета. Здесь и пятьдесят миль окрест — сплошь леса. Леса Северного Ладлоу, так и называются, хотя краешком и Оррингтон задевают, и до Рокфорда доходят. Кончаются там, где земельные угодья штата, те, что индейцы себе обратно вытребывают. Смешно подумать: ваш уютный домишко с телефоном, электричеством, кабельным телевидением и всякой всячиной, можно сказать, соседствует с местами дикими и дремучими. Это я к тому, что в наших лесах не очень-то разгуляешься. Тропу потеряешь, считай — заблудился!

— Я не потеряю, мистер Крандал! — доверчиво и уважительно, но без страха, как показалось Луису, прошептала Элли. А Рейчел смотрела на Джада с тревогой, да и самому Луису сделалось не по себе. Видно, все горожане сызмальства впитали страх перед лесом. Луис со времен скаутского отряда не держал в руках компаса. Больше двадцати лет тому. Сейчас уж забыл, как определять стороны света по Полярной звезде, по замшелым стволам, как вязать морские узлы.

Джад оглядел их, улыбнулся.

— Не бойтесь, с тридцать четвертого года никто в этих лесах не пропадал. Во всяком случае, никто из местных. Последним был Уилл Джепсон. Невелика потеря. Разве что для кабатчика. Уилл — пьяница, каких поискать.

— Вы говорите, «никто из местных», — беспокойно заметила Рейчел, Луису так и слышалось продолжение: НО МЫ НЕ МЕСТНЫЕ. Пока не местные.

Джад помолчал, потом кивнул.

— Каждые два-три года какой-нибудь турист в лесу пропадает. Воображают, раз рядом шоссе, им сам черт не страшен. Но рано или поздно все находятся. Будьте спокойны.

— Здесь, наверное, и лоси водятся? — опасливо спросила Рейчел. Луис улыбнулся. Если жена что вобьет в голову, ее ничем не успокоить.

— Изредка попадаются, но они людей не обижают, Рейчел. Когда у них спаривание, тогда они, конечно, сердитые — не тронь! А обычно лишь посмотрят-посмотрят да идут себе дальше. Правда, выходцев из Массачусетса недолюбливают. Почему — и сам не знаю.

Луису показалось, что старик шутит, но по виду не догадаться.

— Сколько раз сам видел, — продолжал Джад, — сидят бедолаги-туристы на деревьях, от лосей спасаются, орут, что их чуть целое стадо не затоптало, а каждый лось — что грузовик огромный. Видно, лоси чуют, что из Массачусетса. А может, все из-за всяких новомодных тканей, из чего одежду шьют, не знаю уж. Вот бы кто из студентов об этом работу написал, да где там!

— Что такое спаривание? — спросила Элли.

— Узнаешь со временем. — Рейчел подошла к Луису и добавила: — И без взрослых, пожалуйста, в лес не ходи.

Джад огорчился.

— Я не хотел пугать ни вас, Рейчел, ни вашу дочку. Здесь нечего бояться. Тропа всегда выведет. Разве что по весне раскисает, а так, хоть и хлюпает под ногами, — не беда. Лишь один год сухая была, в пятьдесят пятом лето необычно знойное выдалось. А так лес хороший, ни одного ядовитого кустика или ягодки, не то что у вас на школьном дворе: там сумах растет, желтинником его еще называют.

Элли захихикала, прикрыв рот ладошкой.

— Говорю вам, это надежная тропа, — повторил Джад, обращаясь к Рейчел, на лице у нее читалось недоверие. — Гейдж бы и тот не заблудился. К нам из города много детишек приезжает, я уж говорил, тропу блюдут. Сами, без подсказки, без наущения. Жаль, если лес Элли радовать не будет. — Он нагнулся к девочке, подмигнул. — Ведь так и в жизни: не сворачивай со своей тропы, и все образуется. А собьешься с пути, сразу все наперекосяк, заблудишься, жди, пока кто придет и из беды выручит.

Они все шли и шли. У Луиса уже болела спина — натерло алюминиевой рамой сынишкиного «седла». Гейдж то хватал отца за волосы, очевидно, проверяя на прочность, то весело пришпоривал его, колотя ножками по почкам. Неугомонные комары вились у лица и шеи, монотонно и заунывно пищали, отчего хотелось плакать.

Тропа вела вниз и вниз, петляя меж старых елей. То вдруг ширилась, когда приходилось преодолевать колючие, непролазные кусты. Под ногами уже хлюпало, попадались крохотные болотца, через которые перебирались, прыгая с кочки на кочку. Противнее ничего не придумать. Но вот тропа взяла круто вверх, деревья смыкались все теснее, отстаивая лесные рубежи. Гейдж сразу показался Луису килограммов на пять тяжелее, а осенний день — по мановению той же незримой волшебной палочки — градусов на десять жарче. Пот уже градом катился с лица Луиса.

— Устал, милый? Может, я немного понесу? — предложила Рейчел.

— Да я как огурчик, — слукавил Луис, хотя сердце у него скакало в груди галопом. Да, он больше привык предписывать физические нагрузки, нежели испытывать их на себе.

Джад шагал бок о бок с Элли. Желтые брючки «бананы» и красная рубашка ярко выделялись среди буро-зеленого сумрака леса.

— Как по-твоему, Лу, он сам-то знает, куда ведет? — встревоженно прошептала Рейчел.

— Конечно.

Джад весело крикнул через плечо:

— Уже недолго осталось… Выше голову, Луис!

БОГ МОЙ! СТАРИКУ ЗА ВОСЕМЬДЕСЯТ, А, ПОХОЖЕ, ОН ДАЖЕ НЕ ВСПОТЕЛ!

— Выше некуда! — откликнулся он чуть задиристо. Да хвати его удар, он прохрипел бы из последних сил те же слова — какая-никакая гордость все-таки осталась. Он улыбнулся, подправил свой заплечный «груз» и бодро зашагал дальше.

Они перевалили и за второй холм, тропинка заюлила вниз по высокому кустарнику и густому подлеску, все уже, уже. Впереди он увидел Джада и Элли. Они прошли в старые, побитые временем и непогодой дощатые воротца, сверху некогда черными чернилами было выведено: «КОШАЧЬЕ КЛАДБИЩЕ».

Луис с Рейчел переглянулись, улыбнувшись, прошли через воротца, непроизвольно взявшись за руки, будто им предстояло венчание.

Второй раз за сегодняшний день Луис несказанно удивился.

Земля очищена от хвои. На огромной круглой лужайке тщательно скошена трава. С трех сторон ее окружал кустарник, с четвертой — гора валежника, неприветливая, ощетинившаяся сучьями. ДА, ЗАХОЧЕШЬ ПЕРЕБРАТЬСЯ ЧЕРЕЗ ЭТУ ПРЕГРАДУ, НАДЕВАЙ ЖЕЛЕЗНЫЕ ДОСПЕХИ, подумал Луис. Лужайка вся уставлена «памятниками», которые, очевидно, сотворены детьми: где большой камень, где воткнутая в землю доска, где просто жестянка — что удавалось найти или выпросить, то и шло в дело. И среди низкого кустарника-изгороди, и деревьев-часовых, боровшихся за свет и столь необходимое жизненное пространство, этот, пусть корявый, плод рук человеческих являл собой чудесный пример равновесия и гармонии. Лес благородно отступил, вняв безрассудной человеческой прихоти, побуждению скорее языческому, нежели христианскому.

— Очень красиво! — вырвалось у Рейчел, хотя сказать собиралась она совсем другое.

— Ух, ты! — протянула Элли.

Луис спустил своего наездника наземь — пусть поползает. И с наслаждением потянулся.

Элли перебегала от одного «памятника» к другому, ахала подле каждого. Луис пошел за ней, а Рейчел осталась присматривать за малышом. Джад сидел, скрестив ноги, привалившись к большому камню, и курил.

Луис отметил, что «памятники» стоят в определенном порядке, расходящимися от середины концентрическими окружностями.

КОТ ДЫМОК, гласила надпись на одной доске и далее: ОН БЫЛ ОЧЕНЬ ПАСЛУШНЫЙ. Почерк детский, нетвердый. Внизу — дата: 1971 — 1974. По внешнему самому большому кругу Луис дошел до настоящей сланцевой плиты. Красной краской, уже выцветшей от времени, выведено: ПЛЮХ. А ниже — стихотворная строка: ЛУЧШЕ НАШЕГО ПЛЮХА НИ У КОГО НЕТ НЮХА. ПОКА ОН БЫЛ С НАМИ, ОН ЖИЗНЬ УКРАШАЛ.

— Плюх — это коккер-спаниель Десслеров, — пояснил Джад. Он вырыл каблуком ямку в земле и стряхивал туда пепел. — Его мусоровоз в прошлом году задавил. Видите, целая поэма!

Луис кивнул.

На некоторых могилках лежали цветы, все больше завядшие, совсем старых, высохших не было. Луис пытался разобрать надписи, но они стерлись, одни совсем, другие наполовину. Попадались «памятники» и вовсе без надписи — наверное, мелками писали, и все слова смыло.

— Мам! — крикнула Элли. — тут даже золотая рыбка есть! Посмотри!

— Не хочется, — сказала Рейчел. Луис взглянул на жену. Она стояла поодаль, и вид у нее был не очень радостный. ДАЖЕ ЗДЕСЬ ОНА ТРЕВОЖИТСЯ. Боится всего, что связано со смертью (что свойственно почти каждому). Но у нее это чувство обострено, наверное, из-за сестры. Та умерла очень рано. С первых дней супружества Луис понял, что этой темы лучше не касаться. Звали девочку Зельдой, и умерла она от менингита. Болела долго и тяжело, умирала трудно и страшно. А Рейчел росла очень впечатлительной, и душевная травма оказалась глубокой. Забудь она об этом, не страдала бы столько.

Луис подмигнул жене, Рейчел благодарно улыбнулась. Он осмотрелся. Поляна эта образовалась в лесу сама собой, без помощи человека. Оттого-то и трава такая густая — ничто не застит солнце. Но ведь знойным летом ее нужно поливать. Сколько ведер воды приходится перетаскивать ребятишкам, а это потяжелее, чем Гейджа за спиной носить. И все же кладбище ухожено. Удивительный народ — ребята! Бывали, конечно, и у него в детстве вспышки рвения, усердия, но они быстро угасали и… покрывались пеплом забвения. Да и Элли такой же растет.

К середине, где ряды сходились все меньшими окружьями, могилки были уже старые, надписи на многих не разобрать, а сохранившиеся, как верстовые столбы, уводили в прошлое. ТРИКСИ. ЕЕ ЗАДАВИЛО НА ШАССЕ 15 сен. 1968. В этом же ряду Луис увидел большой фанерный щит, глубоко врытый в землю. От снега, дождей и ветров он обтрепался и чуть покосился. Едва различалась надпись: В ПАМЯТЬ О МАРТЕ, НАШЕЙ ЛЮБИМОЙ КРОЛЬЧИХЕ. УМЕРЛА 1-го МАРТА 1965. А рядом, но в следующей аллейке: ГЕН. ПАТТОН! НАШ! СЛАВНЫЙ! ПЕС! — восклицало каждое слово. «Генерал Паттон» скончался в 1958 году. «ПОЛИНЕЗИЯ», — прочитал Луис на другой дощечке и, вспомнив свои детские книги и их героев, сообразил, что это скорее всего попугай. В последний раз он прокричал «Дай Поли печенья» летом 1953 года. На двух ближних к центру рядах надписи не сохранились. Вот, чуть в стороне, он приметил целую плиту из песчаника, на ней неумело выбиты слова: ХАННА, ЛУЧШАЯ СОБАКА НА СВЕТЕ 1929 — 1939. Песчаник недолговечен, и надпись скорее угадывалась, нежели читалась. Но сколько же терпения и труда понадобилось безвестному мальчугану, чтобы запечатлеть память о друге в камне. Невероятно! Любовь и горе маленьких людей не могло оставить равнодушным. Их родители вряд ли так же почитали своих стариков или даже детей, случись тем умереть во младенчестве.

— Да, тут целая летопись, — обратился Луис к подошедшему Джаду.

Тот кивнул.

— Пойдемте-ка. Покажу кое-что. — И повел его к середине. До чего же старательно последний, внешний круг могилок повторял этот, внутренний, самый маленький, самый старый. Джад остановился подле упавшей на землю сланцевой плиты. Присел, аккуратно поднял ее, поправил.

— Вот здесь надпись была. Сам каждую буковку выбивал. Теперь уж стерлось. Тут моя первая собака лежит. «Пестрый» его звали. Умер от старости в девятьсот четырнадцатом, как раз когда война началась.

Надо же, не всякое человечье кладбище может похвастать такой давней историей. Луис походил меж старыми могилками, но ни одна надпись не уцелела, кое-где и таблички поглотила высокая трава. Луис с натугой выдернул пучок-другой, земля будто вздохнула, не хотела расставаться с зелеными стебельками. На обнажившемся пятачке забегали-засуетились жучки. Луису сделалось не по себе, он подумал: ТАКОЕ МЕСТО ЗВЕРУШКАМ ОТДАВАТЬ? НЕ ОЧЕНЬ-ТО МНЕ ЭТО ПО ДУШЕ.

— А когда кладбище образовалось?

— Да уж и не припомню. — Джад засунул руки в карманы, задумался. — Когда Пестрого хоронил, оно уже было. Друзья мне тогда и могилу помогли выкопать. Не так-то легко, между прочим, земля здесь ровно камень. Случалось потом и мне им помогать. Вон там, — он ткнул узловатым пальцем, — собака Пита Лавассера, если мне память не изменяет, а вон три могилки, одна за другой — кошки Альбиона Кроугли. Старина Фритчи голубей держал. Так одного собака задрала, мы с Элом и Карлом его тоже здесь похоронили. — Джад задумчиво помолчал. — Да, никого уж из моих дружков-приятелей не осталось. Померли все. Все до одного.

Луис помолчал, тоже засунул руки в карманы и оглядел кладбище.

— Земля здесь ровно камень, — повторил Джад, — ничего живого не приемлет, самый раз для мертвых.

Неподалеку тихонько заплакал Гейдж, Рейчел подхватила его на руки.

— Проголодался, бедненький. Лу, по-моему, нам пора домой. Ну, пожалуйста, пойдем, а?

— Конечно, пора. — Луис накинул на плечи лямки сынишкиного креслица, повернулся к жене спиной, чтобы удобнее было сажать Гейджа. — ЭЛЛИ! Где ты, ЭЛЛИ?

— Да вон, гляди. — Рейчел указала на гору валежника, по которой, как по шведской стенке в спортзале, карабкалась дочь.

— Давай-ка слезай потихоньку, малышка, — вдруг встревожился Джад. — Не ровен час, нога меж сучьев провалится, недолго и сломать.

Элли спрыгнула наземь.

— Ух ты! — вскрикнула она, потирая бедро. Она зацепилась за сук, ногу не оцарапала, но брюки порвала.

— Вот видишь, не напрасно предупреждал. — Джад взъерошил ей волосы. — На эту кучу и взрослый не рискнет взобраться, даже тот, кто каждое дерево в лесу знает. Обойдет стороной. Деревья падают, умирают и делаются злыми. Так и норовят укусить.

— Правда? — удивилась Элли.

— Конечно. Здесь они, видишь, вроде штабелем сложены, но один неверный шаг — посыплются одно за другим.

Элли взглянула на Луиса.

— Это правда, папа?

— Правда, дочка.

— Ух! — она обернулась и крикнула куче валежника. — Вы мне штаны порвали, у-у, злючки!

Взрослые рассмеялись. Валежник промолчал. Лишь по-прежнему, как уже не один десяток лет, тянул побелевшие скрюченные руки-сучья к солнцу. Луису представилось, что это скелет огромного древнего дракона, которого убил доблестный рыцарь. И лежит теперь, устрашая всех, груда драконьих костей.

Еще ему показалось, что очень уж заботливо уложены деревья и валежник, отгораживая кладбище от дремучего леса, иногда Джад Крандал вскользь упоминал о нем, как об «индейском лесе». Неужто так постаралась природа, уложив деревья штабелем, а валежник сверху пирамидой, неужели…

Но тут Гейдж уцепился за отцово ухо и крутанул, пуская радостные пузыри, и Луис враз забыл о валежнике за Кошачьим кладбищем. Пора домой!