"Ирина Поволоцкая. Сочельник (Скрипичный квартет)" - читать интересную книгу автора

чтобы не разорвало трубы, он стал сам разбирать сожженные перегородки и
отлаживать временную крышу. Знать бы, что спасает, когда кажется, уже нельзя
жить...
Рассказал мой друг. Музыкант.


IV.

Когда он был молод и, кичась молодостью, легкостью и даже формой футляра
скрипки, бегал на занятия в консерваторию, Москву навестил Великий Скрипач.
Любой иностранец мнился чудом, а тут - Маэстро! Купить билет невозможно, и
невозможно попасть на белые хоры Большого зала, как обычно ухитрялись
консерваторцы, а теперь поймите удивление студента - профессор вдруг
остановил его, спешащего коридором: "Хочу, чтобы вы пошли в концерт. Знаю,
вы любите музыку!" - и, заговорщицки улыбнувшись, протянул билет.
Старик, верно, понимал - его воспитаннику вряд ли выбиться в солисты, он
будет сидеть в оркестре, пусть лучшем, да и как сказать музыканту - вы
любите музыку! но билет он отдал ему, единственному среди учеников.
Подымаясь по привычной лестнице почтенной альма-матер, бедный школяр не мог
отличить свое лицо от других в обширном консерваторском зеркале. Ему,
одетому в перелицованный костюм и обутому в чиненые башмаки, Наташа Ростова
на первом бале представлялась, он вообще был начитанный ребенок из старой
московской семьи, которую одна тащила на себе его мать. Отец погиб на
войне... Школяра ошарашила и заворожила нарядная неторопливая толпа: дамы с
обнаженными руками, с остро вспыхивающими драгоценностями, в мехах,
отливающих то в золото, то в угольную синеву; старухи, но не те, что в
мальчиковых ботинках на подагрических ногах бойко топчут мраморные ступени
абонементных концертов, нет, знаменитые, сияющие старухи, еще похожие на
известные портреты, и, наконец, мужчины - дамам под стать крахмалом сорочек,
бабочками, просторными пиджаками, они свободно держались, кивали друг другу
- все были знакомы между собой, и он мучительно стеснялся своего
одиночества.
А рядом села красавица (бабушка его восхитилась бы - профиль камеи), и
вправду профиль камеи, маленькие руки с яркими ногтями сжимают бисерную
сумочку, и нога, затянутая в шелк, покачивается совсем близко от юношеских
коленок. Женщину окликнули, она обернулась, и волна тлетворного аромата
обдала его. Разве смели так пахнуть воспитанные на "Красной Москве" подруги
матери или нежно потеющие под мышками однокурсницы?
Но вот на сцену вышел Великий Скрипач.
Он был в летах. Положенная музыкантам одежда не красила его, но шаги
человека в мешковатом фраке были так стремительны, так любопытен детский
почти взгляд, не взгляд - охват, вбирающий, жадный, что красавица соседка
подобралась в своем кресле, а мальчик вжался в сиденье, когда зоркие,
неожиданно ледяные глаза скользнули и по его лицу.
Присущим ему - единственным - движением Скрипач привлек к себе скрипку и
кивнул пианисту...
Что сказать? Это был Великий Маэстро!
Даже ритуальное покашливание между частями становилось необходимым атрибутом
многозвучной мистерии, разыгрываемой под скромным куполом московской
ротонды. А в финале концерта вместе со всеми студент бил в ладоши, пытаясь