"Александр Поповский. Во имя человека" - читать интересную книгу автора

съезда ответил громовой отповедью молодому смельчаку. "Коллеги, -
патетически обратился он к высокому собранию, - когда нам бросают в лицо
такие вещи, как заключительные слова докладчика, мы, вопреки обыкновению,
можем отказаться от критики и обсуждения. Я спрашиваю собрание: убежден ли
кто-либо в истинности того, что нам только что брошено? Прошу поднять руку".
Ни одна рука не поднялась в пользу ученого, чье открытие принесло столько
пользы человечеству.
Через год Шлейх снова представил свои работы ученому съезду, готовый
доказать благотворное действие анестезии на больных. Именитые хирурги не
заинтересовались его доказательствами, из восьмисот человек в его клинику
явились лишь тридцать. Сторонники наркоза, как и предшественники их,
настаивавшие на праве оперировать усыпленных больных, умели отстаивать свои
принципы. Они владели искусством оперировать под наркозом и не желали
дисквалифицировать себя. "Каждый больной, который подвергается операции, -
писали по этому поводу сторонники наркоза, - вправе требовать от хирурга,
во-первых, не знать дня и часа операции; во-вторых, не видеть ее и
приготовлений к ней, не чувствовать болей при операции и вообще ощущений,
связанных с ней". Такова была нравственная мотивировка, стоившая Шлейху
страданий и жизни.
- Случай со мной, - восклицает вконец измученный ученый, - не
исключение. Так бывает всегда, когда дело идет о натиске бесхитростного
изобретателя на вооруженный бомбами и гранатами круговой вал академической
крепости, этой твердыни всякого рода реакции...
До конца своих дней автор 'инфильтрационного метода анестезии не
получил ни признания, ни кафедры.
Именно к этому всеми отвергнутому методу Вишневский обращает свой взор.
Первую операцию по методу Шлейха Вишневский проделал еще в 1901 году.
Он только что окончил университет и приехал в Сибирь на эпидемию. Его
вызвали в деревню к умирающему. Больной в белой рубахе с льняным пояском
лежал на полу и, задыхаясь, шептал что-то священнику. Давний сифилис привел
к сужению дыхательного горла, предстояло ножом расширить его. Операция под
наркозом представляла опасность: свеча в руках фельдшера - единственное
освещение в палате - могла вызвать вспышку эфира. Врач сделал операцию под
местной анестезией и вернул умирающего к жизни. На следующую ночь ему
доставили раненого с распоротым животом и выпущенным наружу кишечником.
Опять возникло опасение, что эфир взорвется от близости горящей свечи, и
снова метод обезболивания дал хорошие результаты. То обстоятельство, что
поврежденные ткани быстро зарубцевались и у больного не было шока, навсегда
привязало Вишневского к местной анестезии.
Шли годы. Кокаин уступил место новокаину. Рядом с методом послойного
пропитывания тканей явился другой - проводниковый. Хирург определял
положение нервных стволов в том месте, где предполагается оперативное
вмешательство, и, впрыснув в эту область новокаин, обезболивал их. Врачи
аккуратно выполняли требования инфильтрационной и проводниковой анестезии, а
больные все же стонали, жаловались на боли. Как тщательно хирурги ни
обезболивали нервные стволы, как ни насыщали ткани раствором, в глубоких
слоях оставались нетронутыми нервные сплетения, причинявшие больному
страдания. Перед каждой операцией возникали сомнения, как поведет себя
именно этот больной: не раздражителен ли он, не слишком ли чувствителен к
болям? Малейшая неуверенность приводила к применению наркоза.