"Александр Попов. Родовая земля (Роман, отрывок)" - читать интересную книгу автора

от нашего дома? - шепнула она в самое ухо Любови Евстафьевны, игриво сверкая
глубоко посаженными глазами и проводя распушенным концом косы по носу и
губам бабушки.
- Озорница ты наша! Энтот хлеб по кусочкам в Пасху коровам дадим, чтобы
они, наши кормилицы, не отбились летом от стада, не заблудились да не
сгинули. А ты что, телочка у нас?
- Ага, телочка, - льнула к бабушке Елена.
Они, минуя двор, вошли в пристрой: любили бабушка и внучка наедине
пошептаться. От протопленной, недавно выбеленной печи лениво, ласкающе
тянуло теплом. Обе присели на широкие полати, застеленные пуховым матрацем и
холщовой накидкой. На стене висела цветастая шелковая китайка, изображавшая
диковинные растения и мужчин с косицами, но с мечами. Елена погладила
китайку, в задумчивости опустила белую тонкую руку. Сидела молча, склонив
голову. Любовь Евстафьевна смуглыми старческими, но ловкими пальцами
скатывала овечью шерсть. Шуршало веретено. На лавке потягивался крупный
рыжий кот. На стене мерно тикали красного дерева немецкие часы.
- Что, Ленча, загрустила? Не охота взамуж?
- Не хочу, - твердо сказала Елена, поднимая красивую гордую голову.
- Неужто вовсе не люб тебе Семен Орлов?
- Когда сватали, казалось, что люб. А теперь - не знаю.
- Семен - парень ладный, работящий. Слюбитесь, чай.
- А если не слюбимся?
- Дети пойдут - слю-у-у-у-бят. Ишо как слюбят!
- Я хочу сразу любить. Сильно, сильно любить! Чтоб сердце замирало.
Чтоб дух захватывало так, будто с горки несусь.
- Ишь чего захотела. Сильно любить, голубушка, можно только Христа. А
нам надо друг к дружке так относиться, чтобы Господа не гневить.
Но Елена прервала Любовь Евстафьевну, пристально и строго заглядывая с
наклоном головы в ее опущенное над рукодельем морщинистое лицо:
- А скажи: ты по любви под венец пошла?
- По любви, а то как же. - Бабушка положила на подол веретено,
участливо посмотрела на взволнованную Елену: - Запуталась ты, дева?
- Не знаю, - резко ответила Елена и в ее зрачках остро вспыхнуло. -
Сердце молчит. Молчит. Молчит. - Она уткнулась лицом в мягкое плечо бабушки.
Вошел с улицы Охотников-старший - Григорий Васильевич, слегка припадая
на пораненную в отрочестве правую ногу. С натугой стягивал, покряхтывая,
грязный хромовый сапог.
- Давай, деда, помогу. - Елена стянула с него второй сапог. Он в
благодарность потрепал ее по затылку.
Сели пить чай из бокастого начищенного самовара; хрустели сладкими
сухарями. Старики вели неторопливый разговор о приближающемся посеве, о
необычайно теплой погоде, которая, несомненно, поспособствует обильному
урожаю и нагулу скота. Елена затаенно молчала и рассеянно слушала. В ее
глазах было сумрачно и темно. Поцеловав стариков и пожелав спокойной ночи,
ушла в основной дом-пятистенок, в котором у нее была своя горенка.
В постели Любовь Евстафьевна, вздыхая, сказала мужу:
- Ленча-то, Григорий Василич, не по любви идет за Семена. Кручинится
девка, переживат. Любви, говорит, хочу. Аж чтоб дух захватывало. Вона оно
как!
- Ниче, мать, глядишь, через годок-другой слюбятся-стерпятся, - хрипло