"Александр Попов. Человек с горы" - читать интересную книгу автора

берега можно было камнем добросить, но глубокая, быстрая, пенная. В
предгорьях Саян тонкие цевки ручьев пробегают по каменистым, мшистым
распадкам, порогам, падают в пропасти, а потом сплетаются в сильную,
напористую Шаманку. Напряженной, взбитой, она вырывается из вечно темного
Семирядного ущелья на новопашенскую равнину. "Болюшкой" старик назвал ее
потому, что лет сорок назад леспромхозы стали по ней сплавлять кругляк, и
теперь вывелась в реке рыба, задавленная корой, топляками...
Передыхая, Иван Степанович постоял на берегу, послушал плеск воды,
полюбовался бором, который, представлялось, полыхал влажным молодым снегом,
послушал чирикающих на ивах синиц, положил в рот мороженую ягодку рябины и
покатал ее языком. Она неожиданно брызнула сладковатым, но со жгучей горечью
соком, - Иван Степанович улыбнулся и, задорно протаптывая в снегу новый,
никем не хоженный путь, направился в поселок.


3


Тяжело дыша, выбрался на гравийный, высоко лежащий большак, засыпанный
снегом, но просеченный несколькими автомобилями, видимо, молоковозками, со
звоном бидонов укативших в район с молоком вечерней и утренней дойки. Старик
взмок - снял шапку и рукавицы. Присел на валяющийся возле дороги чурбак,
вывалившийся из подпрыгнувшего на кочке грузовика, и прищурился на
синеватые, тенистые поля, которые лежали широко, как небо.
- Лежите, родимые? - спросил Иван Степанович. - Наработались за лето,
умаялись, притихли, заснули, кормильцы наши. Спите, отдыхайте!
Старик вытянул шею, узко сощурился, всматриваясь, и с неудовольствием
кашлянул - безобразно торчали в чистом поле брошенные сенокосилки, телега и
борона.
Ивану Степановичу стало нехорошо. Только что он радовался небу, полю и
снегу, тому, что разумным образом устроена жизнь всей природы, - но теперь
опечалился. Ему было печально, что человек бросил ржаветь и гнить дорогую,
нужную в деле технику, что обезобразил поле и снег.
Всю жизнь старику страстно и искренне хотелось, чтобы его земляки стали
лучше, рачительно относились к общественному добру, любили землю, не пили,
не разворовывали колхозного имущества. Но люди жили так, как им хотелось и
моглось жить, и любое вмешательство Сухотина лишь озлобляло и раздражало
их, - и ушел он от людей на гору...
Он свернул с большака на тропу, еле различимую под снегом, и пошел
коротким путем через скотный двор и конюшни к своему дому. На скотном дворе
ему встретился вечно выпивший или пьяный скотник Григорий Новиков,
сморщенный, как высушенный гриб, но он был еще молод, лет сорока. Григорий
всегда ходил в заношенной робе, в больших скособоченных кирзовых сапогах, на
его заросший затылок была сдвинута лоснящаяся меховая шапка. Он встретил
Сухотина приветливыми звуками.
- Все пьешь, Гриша? - строго спросил старик, не останавливаясь.
Григорий махнул рукой, поскользнулся и упал. Сухотин остановился,
посмотрел на него сверху и укоризненно покачал головой. Григорий затих и -
уснул.
- Эх, ты, поросенок, - хотя и усмехнулся, но был сердит старик. - А