"Михаил Попов. Огненная обезьяна" - читать интересную книгу автора

наконечников были украшены бородами из конских волос, эта деталь особенно
угнетающе подействовала на Фурцева.
- Ну что, пятеро на одного! - Горяча себя, крикнул торговый человек
Мирослав Леший, и голос его, воспользовавшись бесполезным эхом, долго
тыкался в окрестные камни.
Географ, словно обидевшись, что его не считают за боевую единицу,
оставил попытки встать и начал снаряжать свой лук для боевой работы,
оставаясь в сидячем положении.
Раскрашенные морды молча двинулись на витязей. Фурцев хранил надежду,
что Евпатий Алексеевич в решающий момент ударит им в тыл. Враги только на
первый перепуганный взгляд были как на подбор. Стоило им сдвинуться с места,
как выяснилось, что один из них припадает на правую ногу, а их старшой
(вывод о том, что это именно старшой, можно было сделать по огромному, по
всей спине и до земли, пышному головному убору) был невероятно пузат.
- А-а, - заорал Фурцев раскручивая неуклюжую лопасть своего кладенца.
Краем глаза он видел, что географу врезали тупым концом копья в лоб, но он
ухитрился впиться зубами в колено одному из нападавших.
Уворачиваясь от меча, кожаные попятились. Один свалился на задницу и,
панически работая мокасинами, стал отползать в сторону.
Эх, где ты, Евпатий Алексеевич, сейчас бы самое время нанести удар из
засады, и ворог бы не устоял. Но сражение приняло другой оборот. Самый
ловкий из ворогов, победитель Мешка, улучив момент, саданул томагавком
Фурцева по наплечнику. Добро выкованный наплечник удар сдержал, но Фурцев
повалился на колено и как-то сразу отрезвел. Краткое упоение боем схлынуло.
Ему стало страшно. Затевая свою атаку, он старался вращать мечом так, чтобы
никого не поранить. Но этот удар по наплечнику был, несомненно, рассчитан на
то, чтобы его, Федю Фурцева, зарубить насмерть к свиньям собачьим! Фурцев
выпустил рукоятку меча, и тот нелепо запрыгал по камням, как выброшенная на
берег рыба.

Ему скрутили руки за спиной и усадили рядом с прежде него связанным
Евпатием Алексеевичем. Лицо у старшого было разбито, он мрачно молчал. Трое
индейцев уселись напротив пленных, поставив копья между колен. Один из
ворогов блевал, стоя в стороне, видимо, от вида вытекшего глаза Мешка.
Подтащили Твердило, очки его одной дужкой цеплялись за ухо.
Главный индеец, сдвинув на затылок свой пышный и явно неудобный
головной убор, почесал широкий потный лоб.
- Русико? - спросил он у пленных с непонятной интонацией.
- Да, мы русские люди, собачья твоя душа, - просипел разбитыми губами
Евпатий Алексеевич.
Главный повернулся и что-то скомандовал своим индейцам.
И начался спуск в долину, в индейский лагерь, столь таинственно
игравший огнями этой ночью. Мешко оставили лежать под сосною. Евпатий
Алексеевич попытался потребовать для него "христианского погребения", но его
не стали слушать, и он всю дорогу угрюмо матерился по этому поводу.
Появление победителей было встречено отвратительными восторженными
криками еще далеко за границами лагеря. Пленных провели вдоль шеренги
костров, дым от которых стелился в сторону мелководной речушки с каменистым
дном. Она ограничивала лагерь с одной стороны. Не больно надежная защита,
эх, дать бы знать об этом князю, подумал Мирослав Леший. А Федор Фурцев тут