"Михаил Попов. Огненная обезьяна" - читать интересную книгу автора

Толстяк тут же попытался намекнуть, что глазами ему быть затруднительно
ввиду явной близорукости. Ему явно не хотелось в разведку.
Князь сурово поглядел ему в очки.
- Ты же географ, без такого человека в разведке нельзя.
Толстяк обреченно кивнул.
- Ступайте с Богом.
Тут же неподалеку от дуба разведчики сотворили совет.
- Как вас звать-величать, други? - Спросил лысый начальник.
- Мешко, - бойко представился молодой вой, умело при этом поигрывая
небольшой палицей. Старшой ласково поглядел в его сторону. Ясное дело -
справный вояка.
- Александр Вас... - заспешил было географ, но осекся и виновато
помотал головой. - Твердило я, наукам учен. И толмачом могу... хинди,
урду...
- Хватит, - остановил его старшой, - не тверди, Твердило.
Мешко тихонько гоготнул, показывая, что юмор начальника до него
доходит.
- Я Мирослав, - морщась сказал Фурцев, - кличут еще Лешим. Торговый
человек.
- Ага. А мое прозвание Евпатий Алексеевич, княжею волей над вами
поставлен. Дело веду строго, не забалуешь, - предупреждаю. - Евпатий
Алексеевич поднял тяжелую ладонь и медленно сжал пальцы в кулак. - Сейчас
повечеряем и, помолившись, гайда!
- Ночь же, - неуверенно проговорил Твердило.
- Для того и ночь, - веско произнес Евпатий Алексеевич. - С первым
лучиком наметил я уже быть за этим камнем, - он показал на невысокий
каменистый хребет, кое-как поросший сосновым лесом.
Твердило сразу же пристроился к Фурцеву, различив в нем, видимо,
более-менее близкого по натуре человека. Мешко шел несколько впереди,
прислушиваясь и приглядываясь - разведка, разведки. Евпатий Алексеевич
замыкал короткую колонну. Он шумно дышал, лязгал железом, перебираясь через
поваленные деревья. Он часто приказывал остановиться, якобы для того, чтобы
посмотреть, не крадется ли ворог, а на самом деле, чтобы отдышаться. Он не
был, слава Богу, настоящим бывалым воякой, как это могло показаться вначале.
Впрочем, откуда им здесь взяться, настоящим воякам, думал Фурцев. Времена
настоящих вояк, кажется, прошли.
Ночь стояла лунная и душная. Воздух - какой-то липкий, влажный,
непривычный. Тяжелеющее с каждым шагом железо давило и натирало. Твердило
карабкался вслед за Фурцевым, поскуливая и постанывая от напряжения. Во
время кратких привалов он или сосал ободранные пальцы, или, тяжело дыша, лез
к Фурцеву с расспросами.
- Как вы думаете, он кто, он кем был, этот наш Евпатий ... э-э...
Алексеевич?
- Откуда я могу знать. Может быть, отставной полицейский.
- Да-да-да, я и я тоже, и я тоже так сразу подумал. И этот... Мешко, он
тоже, тоже мне как-то... в общем, не очень-то.
Фурцев поднял голову. Звезды казались особенно свежими, как будто на
небо вместо них были наклеены их лучшие снимки. А рисунок созвездий был
незнакомым, более того - бессмысленным. Ни одного привычного сочетания.
Ерунда! Это еле сдерживаемая истерика искажает детали ночи. Надо, наконец,