"Владимир Миронович Понизовский. Заговор генералов " - читать интересную книгу автора

и Англией, расширенный присоединением к нему Италии, останется краеугольным
камнем нашей политики и после войны. Доказательством крепости уз,
связывающих нас, явится соглашение о будущей судьбе Константинополя и
проливов.
"Вот так-то, голубчики: вы мне - Константинополь, я вам - искреннюю
дружбу".
После докладов Николаю на сегодня оставалось еще просмотреть почту.
Дворцовый комендант, зная нелюбовь государя к бумагам, оберегал его от
всяческих посланий. На синем сукне стола лежало одно-единственное письмо.
От Алике.
Он надрезал конверт.
"Возлюбленный мой! На всякий случай, если тебе придется сменить
Поливанова, помни про его помощника Беляева, которого все хвалят как
умного, дельного работника и настоящего джентльмена, вполне преданного
тебе..."
Чего это Алике ополчилась на военного министра?.. Странно. Недавно
Поливанов был еще ей угоден. Впрочем, фамилию Беляева он слышит уже не
впервой в связи с министерской должностью. Но подходит ли? Полный генерал,
однако ни разу не казал носа на фронт, все чины и награды выслужил в
Петербурге. От кого же он слышал? Ах да, от Распутина и Ани Вырубовой.
Тогда все понятно...
С самого начала войны, а в последнее время все более часто и
настойчиво императрица вмешивалась в дела управления государством и в
верховное командование армией. И каждый раз, прежде чем написать Николаю,
советовалась с Распутиным: где наступать, где отступать, кого из генералов
сместить, кого, выдвинуть. Николай давно уже ни в чем не перечил супруге,
сие совершенно бесполезно - все равно Алике настоит на своем. И хотя в
глубине души недолюбливал и побаивался Старца, свою позицию определил
четко: "Лучше один Распутин, чем десять истерик в день".
По совести говоря, будь его воля, он бы давно выгнал мужика взашей.
Осточертели тошнотворные: "Папочка и мамочка, сладенькие мои, дорогие,
золотые!" Ишь нашел себе родителей. Тем более что враги Распутина доносили:
за стенами дворца он называет царицу "мамашкой", а его самого - "папашкой",
к тому же однажды осмелился сказать: "Папашка несчастный человек, у него
внутри недостает". Алике убеждала - все это клевета на Друга. Но шло со
всех сторон. Помнится, товарищ министра внутренних дел генерал Джунковский
представил доклад о происшествии в "Яре", о тлетворном влиянии Распутина на
общественность - с предположением, что темный мужик сей является орудием
какого-то сообщества, влекущего Россию к гибели. Жандармский генерал
испросил разрешения на продолжение своих наблюдений. "Я вам не только
разрешаю, - ответил Николай, - но я вас даже прошу сделать это, но,
пожалуйста, чтобы эти доклады знали я и вы - это будет между нами". Однако
Алике откуда-то узнала - может, он и сам проговорился. Вышел конфуз.
Пришлось отчислить генерала со службы. Теперь, когда докладывали Николаю об
очередных проделках Распутина, он хмурил брови, кивал, даже говорил:
"Хорошо, я подумаю". Но думать охоты не было. Да и зачем? Ей там, в Зимнем
или Царском, виднее, чем ему здесь, в Ставке.
Он рад, что вырэался снова на свободу. Надоели ее вечные попреки в
нерешительности, ее восклицания: "Ах, если бы я была мужчиной!.." Ну и
пожалуйста. Хотите Беляева вместо Поливанова? Надо сказать Воейкову, чтобы