"Юрий Поляков. Порнократия (Сборник статей) " - читать интересную книгу автора

наказанной за свой безответственный поводыризм, за который не "Вехами" надо
бы и не "Глыбами", а оглоблей...
Любопытно, что мысли о несовместимости таланта с социализмом, о
невозможности самореализации незаурядной личности в совковой
действительности впервые, на заре гласности, начали высказывать не
какие-нибудь творческие заморыши или воинствующие графоманы, а худруки
знаменитых театральных коллективов, всемирно известные наши музыканты,
выдающиеся кинематографисты, литераторы, выпускавшие прижизненные собрания
сочинений. При этом они как-то забывали объяснить тот странный факт, что
сами встретили перестройку не в психушке, не в бойлерной, не в нищей
эмиграции, а в ореоле славы, тогда именовавшейся всесоюзной.
Развитой тоталитаризм не столько утеснял деятелей культуры, сколько их
ублажал, правда, при условии соблюдения определенных правил поведения.
Во-первых, нужно было верить или делать вид, что веришь в прогресс в рамках
существующего порядка, во-вторых, если и критиковать систему, то в терминах
господствующей идеологии (замечательный образчик - слова одного известного
поэта с трибуны: "Красный карандаш цензора и красное знамя - не одно и то
же!"), в-третьих, нельзя было выносить сор из избы. Помню, когда моя повесть
"Сто дней до приказа" начала ходить по Москве в рукописи, меня пригласили и
очень серьезно предупредили, что в общем-то разделяют пафос моего сочинения,
но лишь до тех пор, пока его не опубликовали какой-нибудь "Посев" или
"Метрополь".
"Ага, - воскликнете вы, - ведь был еще и андеграунд, подлинное
искусство, не склонившее гордой выи перед режимом!" "Был", - отвечу я. И
историкам литературы еще предстоит разобраться, кто обязан больше
тоталитаризму, - соцреализм или андеграунд!
Думаю, в равной степени. Дело в том, что и социализм, и андеграунд
отличаются эстетической самонедостаточностью. Поясню на простом примере:
бывают стихотворные тексты, оставляющие нас совершенно равнодушными, пока их
не положат на музыку. Тот, кому приходилось читать стихи В. Высоцкого,
которые он никогда не пел, понимает, о чем идет речь. Так вот, для книг
соцреализма такой музыкой были шумная пропаганда и реклама, хвалебные
статьи, экранизации, инсценировки, включения в школьную программу. А для
андеграунда такой же музыкой были разгромные статьи, бульдозерные атаки
режима, слепые машинописные копии, глушение по радиоголосам... И в первом, и
во втором случаях сам текст играл роль второстепенную. Да простит меня
лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский, но, собственно, его стихи, при
всем моем к ним академическом уважении, оказали на общественное сознание
советского общества влияние гораздо меньшее, чем, скажем, творчество
известного художника-ленинописца Исаака Бродского. Другое дело конфликт
Бродского-поэта с режимом, отъезд за рубеж и последующий мировой триумф.
Трудно сказать, как сложилась бы его судьба, если б вместо того, чтобы
оказаться под судом за тунеядство он, как Александр Кушнер (поэт, на мой
взгляд, не менее талантливый), выпустил бы книжку в "Советском писателе"...
С падением режима, обеспечивавшего самонедостаточные тексты "музыкой",
последовал крах как соцреализма, так и андеграунда. Испытания на
самоценность не выдержали ни тот, ни другой. Испытание выдержали хорошие
писатели, крупные художники, которые в катакомбы не спускались, но, печатая
то, что можно было "пробить", "непроходимое" хранили в своих письменных
столах до лучших времен. Я очень хорошо помню этот "парадокс гласности",