"Юрий Поляков. Порнократия (Сборник статей) " - читать интересную книгу автора

результате любой революции. А известные заслуги литературы перед революцией
обеспечили ей даже некоторые послабления: Священное Писание в атеистическом
государстве было фактически запрещено, а "Воскресение" или "Двенадцать"
включались в школьную программу. Да и вообще "преодоление большевизма"
началось уже тогда, когда красноармеец Марютка завыла над бездыханным
белогвардейцем Говорухой-Отроком, а профессор Преображенский взял да и
вернул Шарико-ва в первобытное состояние. И если бы большевики,
опамятовавшись, не начертали "Россия, единая и неделимая" симпатическими
чернилами на своем красном знамени, то, вполне возможно, возвращение в лоно
цивилизации происходило б не сегодня по записочкам Бурбулиса, а полвека
назад по задачам И. Ильина. Кстати, не этим ли "симпатическим" лозунгом
объясняется обилие красных флагов на митингах нынешней оппозиции, в своем
большинстве совсем не мечтающей о возвращении в развитой тоталитаризм?
Да, 90 процентов из написанного в советский период отечественной
литературы сегодня читать невозможно. Точно так же, как невозможно сегодня
читать 90 процентов из всего написанного за последние семь десятилетий во
Франции или в США. Эти книги устарели вместе со своей идеологией, которая
есть в любом обществе, независимо от того, есть ли в нем идеологический
отдел и вообще ЦК. Там тоже были свои комиссары в пыльных шлемах, свои
павлики Морозовы, свои целинники и ферапонты головатые. Кстати, "Золотая
фильмотека Голливуда", показываемая ныне по нашему ТВ, самое удивительное
тому подтверждение! А социализм... Социализм был общепланетарным наваждением
заканчивающегося века, а мы народ отзывчивый, увлекающийся. Знаете, как
бывает: втянули ребята постарше простодушного паренька во что-нибудь, но
сами-то вовремя опомнились, а паренек за всех и отдувался. И великая
литература с ним тоже вместе отдувалась...
Всем еще памятно, какая у нас была цензура и как она охотно в отличие
от своей дореволюционной предшественницы владела шпицрутеном! Тотальная была
цензура: уйти от нее можно было, только эмигрировав, а преодолеть - только
художественно. И ведь преодолевали! Борясь за свободу слова, советская
литература была вынуждена выдавать тексты с такой многократной степенью
надежности, что цензура была бессильна. Знаменитый подтекст Хемингуэя -
забава в сравнении с подтекстами советских писателей. Это была мощнейшая и
сложнейшая криптоэстетическая система, понятная читающей публике, да и
цензуре тоже. Однако произведения, где инакомыслие достигало градуса
художественности, входили (не всегда, но чаще, чем нынче изображают) в
правила той странной игры, которая завершилась падением постылого режима и
распадом горячо любимой страны.
Советская литература была властительницей дум в самом строгом и
упоительном смысле этого слова! Это настолько очевидно, что даже не буду
доказывать, а просто предлагаю припомнить общественный трепет, связанный с
выходом новой повести Ю. Трифонова или романа В. Астафьева, книги стихов
Владимира Соколова или постановкой пьесы А. Вампилова... Имена подобраны в
духе личных пристрастий, но каждый может длить этот список по своему вкусу.
А обязательный ответственный работник ЦК КПСС, сидящий на писательских
собраниях и строчащий что-то в своем служебном блокноте, - это и фискальный
знак эпохи, но это и знак уважения власти к литературе, к ее власти над
умами...
Тут я, что называется, подставляю горло любому критику с большой
дороги: мол, вот она, рабская натура, вот она, тоска по кнуту. Грешен,