"Макс Поляновский. Дважды Татьяна " - читать интересную книгу автора

Таким примерно партнером был для них и молодой шофер - в шутливых
россказнях ребят не было ни доли правды и, уж разумеется, не было ничего
похожего на те "легенды", с какими им предстояло отправиться во вражеский
тыл. Но шофер доверчивым своим долготерпением покупал право вспомнить
жену, старую мать, дочурку с сыном. И не уходила, сверлила мысль:
кто-нибудь из этих ребят побывает в Белоруссии, задержится у его дома,
привезет, пусть даже не скоро, светлую весточку о близких...
Сам не заметил молодой красноармеец, как получилось, что дольше
других стала задерживаться возле его машины девушка по имени Таня.
Таня как Таня. Возможно, до войны ее звали совсем иначе, но шофер
давно привык не проявлять излишнего любопытства. Оттого-то он ни разу не
поинтересовался, где Таня научилась так свободно говорить по-немецки,
будто настоящая немка. А стоило ей перейти на русский - и перед ним была
настоящая русская девушка, круглолицая, простодушная. Казалось, ни
житейские беды, ни опасности ее еще не коснулись, а между тем он знал, что
она побывала во вражеском тылу в Подмосковье и если вернулась оттуда
благополучно, значит, справилась со своим нелегким заданием. Легких
заданий этим ребятам не давали.
Однажды Таня шутливо повторила за шофером, мешавшим русские слова с
белорусскими, какое-то белорусское слово, тот насторожился, его удивила
чистота произношения. С первого раза так не повторишь.
При новой встрече шофер достал из нагрудного кармана пачку
фотографий.
- А ну, приглядись получше, - сказал он Тане. - Это самые дорогие для
меня люди. Не ровен час, попадешь к нам в Минск, может, и повстречаешь их,
если живы. Тебе, Таня, срок подходит, сама знаешь... Отсюда вашего брата,
случается, и в Белоруссию отправляют. Так вот, прошу... Коли доведется
кого повидать, скажи, что жив пока...
Он говорил об этом на всякий случай. А потом ему начало казаться, что
Таня и в самом деле непременно повидает его близких, иначе к чему бы такие
вот, вскользь, вопросы... Но в то же время подкупающе искренними были
дружелюбие, сочувствие девушки ("Эх, голубонька, ты и сама-то, видать,
стосковалась по дому!"), не будь этого, он не сумел бы поведать так много
о своих близких, оставшихся "под немцем" в оккупированном Минске. Про
соседей, друзей, даже про улицы Минска - он так скучал по нему! - мог
рассказывать шофер без конца. Куда девалась в такие минуты его
мрачноватость! Рассказывая, он встречал взгляд Тани, полный
проникновенного внимания.
Как-то она предложила шоферу, смеясь, проэкзаменовать ее по
"географии Минска", и он дрогнул внутренне: быть ей в Минске! Пусть не
теперь, пусть попозже, но не минует она улиц, про которые он ей столько
рассказывал.
Оказалось, что Таня может ответить на любой вопрос. Она схватывала
подробности, мелочи, о которых он говорил походя, не придавая им значения.
Просто без них, казалось, не были бы такими зримыми картины его жизни
дома, в Минске.
Очень хотелось шоферу спросить... Но лишних вопросов, как уже было
сказано, тут задавать не полагалось. И он только сказал с надеждой:
- Счастливого тебе возвращения... землячка!