"Яков Петрович Полонский. Стихотворения " - читать интересную книгу автора

в стихах:

Дальний звон пронесся
За рекой широкой...
Но как будто там - вдали,
Из-под этих туч,
За рекою - огонька
Вздрагивает луч...

Вот это "там, вдали" - основная движущая сила стиха Полонского,
создающая своеобразие его лирического мира. И однако, это не романтический
взлет "туда" - в отвлеченную, неземную даль, - у него всегда, как писал Вл.
Соловьев, "чувствуешь в поэтическом порыве и ту землю, от которой он
оттолкнулся". Вот очень характерный для Полонского образ:

Подо мной таились клады,
Надо мной стрижи звенели,
Выше - в небе - над
Рязанью - К югу лебеди летели...

Взгляд, отрываясь от земли, поднимается выше: не просто "надо мной", а
"выше - в небе", и совсем как будто тонет, в вольной дали. Обратим внимание
на словосочетание "лебеди летели" - оно одновременно и прозаически точное
выражение и звукоподражание, как бы имитация легкого трепета крыльев.
Создается впечатление отрешенного и дальнего полета, а вместе с тем столь
же существенно для поэта, что само небо-то все-таки "над Рязанью". Так,
между двумя полюсами - твердой реальностью "земли" и безоглядным порывом к
"небу" - и держится все напряжение стиха Полонского. Напряжение это
ощущается и в тех стихах, где "даль", "простор" прямо не названы, в стихах
как будто бытового сюжета: случайная встреча, мещанская драма, картинка
жизни - "в уездном нашем городишке", "в одной знакомой улице".
Эта его особенность отразилась на всем стиле, вплоть до мельчайших его
выявлений, даже до знаков препинания: очевидно, не случайно любимый знак
поэта - тире, которым он и в письмах и в стихах, особенно в минуты
наивысшего волнения, так охотно заменяет все остальные. Тире играет ту же
содержательную роль, что и безответные вопросы, и незавершенность концовок,
и излюбленные образы дали. Можно даже сказать, что это как бы наглядное,
графическое выражение той самой "линии", с которой Полонский сравнивает
свой талант.
Критика неоднократно отмечала наибольшую близость Полонского к
Пушкину - прежде всего в выявлении красоты обыденной жизни. У Полонского,
однако, полюса разведены: и будничность жизни сгущена, и усилена ее
таинственность. И это в какой-то мере приближает его к символистам, но не к
декадентам, которых он решительно не принимал. О символизме здесь идет речь
в том смысле, какой придавали ему наиболее серьезные теоретики и поэты -
Блок, Вяч. Иванов: не навязывание миру явлений чуждого им смысла, но
обнаружение в них их собственной глубины и многомерности. Вот почему Блок и
называл Полонского в числе "избранников", "великих учителей". Эта близость
особенно ясно проступает в поздних стихах Полонского - "Лебедь", "На пути",
"Вдова", "Хуторки", "Зимняя невеста", где образ, как бы колеблется на самой