"Григорий Полянкер. Деражня - Берлин " - читать интересную книгу автора

белые тряпки, они махали ими, умоляли взять их в плен. Сдаются. Больше не
хотят. "Гитлер капут!"
Ребята на какое-то время прекратили стрельбу, вытирая с лица густой пот
и размазывая грязь еще больше, они всматривались в пленных, которые шли,
ползли на четвереньках.
- Гляньте на этих вояк! - воскликнул Гинзбург, увидав группку юнцов в
военных мундирах, малышей, заплаканных, сопливых, грязных. - Видали, кого
Гитлер бросает в бой? А вот там, за стенкой, ползут какие-то старцы.
Гляньте, ребята, на них - кожа да кости...
- Да, ничего не скажешь... - скручивая самокрутку и давая бате
закурить, отозвался хрипловатым голосом Петро Зубрицкий. - Должно быть, это
последние резервы Гитлера.
- Это его ополченцы... Бросил их на погибель, а сам, гад, в бункере
отсиживается вместе со своим псом Геббельсом, - важно прервал его ефрейтор
Кутузов. - Соски соплякам надо давать, а те им - автоматы.
Артиллеристы смотрели удивленно и с брезгливостью на пленных, смеялись,
острили, а те дрожали от страха, умоляя не трогать их, пощадить.
- Ану, поганцi, тiкайте, щоб я ваших противних морд не бачив! -
раскричался Петро Зубрицкий. - Не мешайте работать!..
И погнал толпу сопливых юнцов и старцев в тыл. Он заметил, как из
подвала целится снайпер, и тут же ударил снарядом по окну.
- Ишь ты, гадина! - весь скривился Петро Зубрицкий. - Целится в нас. Мы
эту погань жалеем, а этот... - Он приник к орудию, прицелился и снова ударил
по окну, где торчал снайпер.
Над развалинами, низко над орудиями показался гремящий "кукурузник".
Задрав головы, пушкари следили за его полетом. Пилот махал им рукой, что-то
кричал, но трудно было расслышать слова.
Летчик сделал еще круг над батареями, стоявшими среди разбитых домов, и
швырнул вниз пачку разноцветных листовок.
Ребята побежали ловить их.
Авром Гинзбург поймал на лету листовку, подошел к орудию, облокотился
на ствол и стал громко читать:
- "Солдаты и офицеры, дорогие друзья, советские воины! Мы прошли
славный путь от Сталинграда, Курской дуги и пришли к стенам проклятого
фашистского логова. Настал час расплаты, час священной мести за наши
разрушенные города и села, за миллионы ни в чем не повинных братьев и
сестер, матерей и отцов, детей, стариков, замученных, расстрелянных,
повешенных фашистскими палачами. Наш священный долг - отомстить гитлеровским
извергам за Освенцим и Майданек, за Бабий Яр и Поныри, за кровь и муки
невинных жертв. Настал желанный час нанести последний удар по фашистским
иродам, по проклятому логову зверя, чтобы навеки веков отучить
разбойников-иродов поднимать оружие против нашей любимой Отчизны. Отрубим
кровожадную лапу фашистскому зверю. Сильнее натиск на врага. Смерть немецким
оккупантам!.."
Старый солдат громко читал, и голос его дрожал от волнения. По
обросшим, измазанным кирпичной пылью щекам катились слезы.
Бойцы курили, слушали батю молча, и в глазах многих из них блестели
такие же слезы.
Ждали сигнала. И вскоре он раздался. Поздней ночью, перед самым
рассветом, вспыхнули сотни прожекторов, осветивших ярким сиянием город.