"Ирина Николаевна Полянская. Вихри враждебные" - читать интересную книгу автора

растерзанного голоса. Ангелина Пименовна его опровергала, как умела, а
старушка Игнатова все стучала в их стену, что и было наконец-то услышано
Виталием. Словно прежде он никогда не слыхал этого стука.
- Помилуй бог, - вдруг успокаиваясь, удивился он, - что это?
- Что? - спросила Ангелина Пименовна.
- Да вот - стучит кто-то в стену.
- Надо же, вы только заметили, - упрекнула его за невнимание к своему
существованию Ангелина Пименовна. - Это Игнатова, соседка моя стучит.
- Зачем? - Он с минуту молчал, прислушиваясь, и лицо его сделалось
весело-изумленным. - Вы только послушайте, она постукивает с разными
интервалами. Интересно, что это? Как оно называется, не знаете? Как
заключенные, черт, забыл. Она не больная, часом?
- Говорит, больная, - сказала Ангелина Пименовна.
- И сколько ей времени?
- Лет за восемьдесят.
Виталий что-то прикинул в уме, и вдруг залился громким, насильственным
хохотом, точно хотел подключить к своей какой-то шутке множество людей.
- Послушайте, скорей всего, у старухи наступила аберрация памяти,
понимаете? Это медицинское явление, когда прошлое всплывает в памяти ярче и
достовернее, чем даже события вчерашнего дня. Я где-то недавно читал об
этом... Небось, старая большевичка! Небось, стучит "вихри враждебные веют
над нами"!.. Прошла через царские тюрьмы!.. А? Га-га! Как полагаете? Старуха
впала в свое революционное детство!
Ангелина Пименовна всегда была человеком, который за себя не мог
постоять ни на йоту, но если обижали другого, еще более беззащитного, она не
могла молчать.
- Не смейте смеяться над этим, - стукнула она кулачком по столу.
Виталий вмиг сделался иронически серьезен.
- Над чем - над э т и м? Вы словно о чем-то неприличном говорите.
Позвольте, над чем? - нависал он над ней.
- Не смейте смеяться над старым человеком.
- А-а.
Они помолчали.
- Наверное, старушка из бывших, - уже дружелюбнее сказала Ангелина
Пименовна. - Мне почему-то так кажется.
- А мы с вами из каких?
- Не знаю, как вы, а я - из никаких, - грустно сказала она.
- Вам хуже, - отрывисто согласился Виталий.
Жестокий человек, думала Ангелина Пименовна, но жаль его. У нее хоть
есть с кем поговорить, родные, музыка, книги... Сколько раз при жизни меняла
работу, атмосферу, людей, сколько умерло собак, все были шпицы, включая
съеденного в блокаду Кассия, все умерли на ее руках, последняя Мэри на той
квартире не сумела разродиться. Сколько сношено одежды, последняя шуба, в
которой застала ее старость - натуральная, козловая, дочкина, не хочется
пуговицу пришить, воротник подправить, и костюм скорее всего последний, в
нем она ходит к врачам, в нем, наверное, и в гроб положат. Силы тают,
пространство сужается, за границей его осталась жизнь. И этот жалкий
Виталий, и жалкий, упорный стук, от которого разрывается душа.

Через день Виталий появился у Ангелины Пименовны. Вид у него был