"Валерий Полищук. Смысл-54 (Сборник "Поселок на краю галактики")" - читать интересную книгу автора

свободной продаже. Вот что открылось ему в примерочной магазина "Мужская
одежда".
Шагая домой с очередным мешковатым костюмом, Михаил Петрович уныло
размышлял о несовершенстве своей дряблой фигуры, о скудости внешнего языка
и еще о том, что придется, видимо, ему снова менять место службы.
Из-за доставшегося ему от природы характера Рязанцев менял службу
часто, так что к сорока двум годам довелось ему и проектировать мосты, и
рассчитывать ирригационные системы, и создавать транспортные сети. Был он
программистом редкого класса и работником слыл незаменимым. С каждой
службы его отпускали с сожалением, так и не поняв, почему этот пасмурный
человек уходит. А Михаил Петрович подавал на расчет, едва начальство,
попривыкнув к новому лицу, начинало обращаться к нему на "ты".
Теперь, после примерочной, он решил, что иного обхождения, пожалуй, и
не заслуживает, но тем не менее подумал, что с проектированием
химкомбинатов тоже пора кончать. Обычно это давалось ему легко.
Скоротечные свои службы Михаил Петрович не принимал всерьез и никогда не
обозначал словом "работа".
Работой было другое, тайное дело, которым он был нанят почти непрерывно
и о котором знал только его приятель Василий Степанович, математик,
увлекавшийся лингвистикой, инопланетными цивилизациями, системой йогов,
столоверчением и за всем этим до сорока лет засидевшийся в должности
младшего научного сотрудника.
Василию Степановичу не разрешалось держать рукописей дома, и он мог
работать над словарем языка ахту только подпольно, у приятелей. При
супруге он языков не знал, глуповато острил и говорил только о грядущем
повышении по службе - поэтому многие считали его заурядным прохвостом. Но
все свое свободное время Василий Степанович отдавал словарю, составлял его
по какой-то особой системе, которую пышно именовал интегральной. Что это
была за система и откуда он знает язык ахту, понять было трудно: ни одного
живого ахтуанца Василий Степанович не видел в глаза.
Когда он приходил к Рязанцевым, хозяйка дома радовалась. "Гость в дом -
радость в дом", - повторяла она, когда кто-нибудь ее слушал. И при этом не
лицемерила. Кто бы ни пришел, даже Василий Степанович, муж оживал и
обретал дар речи. А она ни о чем большем и не мечтала. Чтобы гостю у них
понравилось, Ольга Сергеевна старалась как могла: ставила на стол пиво,
незатейливую закуску и, прихрамывая, удалялась на кухню.
Знала бы она, как муж презирает пиво...
Вот и сейчас, не доходя еще до дома, издали Рязанцева увидела округлую
фигуру Василия Степановича, кротко поджидавшего на лавочке у подъезда. И
тотчас обрадовалась, засуетилась... Не прошло и пяти минут, а мужчины были
усажены за стол.
Едва она вышла, Василий Степанович проворно разложил свои рукописи, а
Рязанцев прикрыл глаза.
Внутренний язык не поддавался записи на бумагу и потому требовал особой
сосредоточенности. Иначе термины теряли согласованность и Рязанцев
сбивался на примитивную внешнюю логику. Чтобы отделаться от нее, он для
разгона решал по своей системе какую-нибудь задачу, во внешнем мире
слывшую архисложной. Доказывал великую теорему Ферма или на скорую руку
разбирал одну из темных проблем Гильберта. Этот способ разминаться был
тайной даже для Василия Степановича, не знавшего, что его друг кое-что