"Сергей Полищук. Старые дороги " - читать интересную книгу автора

со всех сторон и едва, ли не вдавил его в землю. А у нас в комнате на жарко
натопленной плите на огромной сковороде шкварчала изумительная белорусская
колбаса, шкварчало сало и, пузырясь, шипела яичница.
Неделю назад я получил перевод и Минска, по тем временам сумма довольно
значительная, что-то около семисот рублей, из высшей заочной школы милиции,
где еще до своего переезда в Старые Дороги в течение нескольких месяцев
почасово преподавал курс государственного права соцстран, а, точнее,
проверял курсовые работы у бездельников, списывавших их друг у друга, и
получил эти деньги, которых никак не ожидал и которые свалились на меня, как
подарок. Я долго думал, что бы себе на них купить из одежды (моя,
приобретенная еще в студенческие годы, уже изрядно поизносилась), а потом за
шестьсот девяносто рублей (точно помню эту сумму!) купил магнитофон "Аэдас",
один из первых отечественных магнитофонов - тяжелый ящик с лентой, которая
то и дело рвалась или выскакивала из пазов и скручивалась кольцами. Но все
же магнитофон, все же действующий.
И вот неподалеку от стола, на подоконнике стоял и тихо играл этот
магнитофон, на столе, па огромной, перенесенной с плиты сковороде яичница и
колбаса исходили последними пузырями, а за столом, прижавшись друг к другу,
сидели усталые люди, сбежавшие на час-другой от своих служебных и семейных
забот и мыслей об этих заботах, от своих глупых, безликих жен, уминали эту
яичницу и колбасу и им было тепло и уютно.
И тогда мне захотелось сделать для них что-то еще лучшее то, чего не
может дать в такой вот вечер ни самогон, ни даже записанная на магнитофонной
ленте завораживающая музыка бразильских оркестров. На этажерке для книг
среди кодексов, толстенных законодательных сборников и прочей муры
находилось несколько небольших томиков стихов. Я выключал магнитофон, взял
наугад один из этих томиков - это оказалась "Песнь о Гайавате" - и, раскрыв,
тоже наугад, начал читать:

"Средь долины Тавазента,
В тишине лугов зеленых,
У излучистых потоков,
Жил когда-то Назадага.
Вкруг индейского селенья
Расстилались нивы, долы,
А вдали стояли сосны,
Бор стоял, зеленый - летом,
Белый - в зимние морозы,
Полный вздохов, полный песен..."

И нужно было видеть, как слушали эти люди, иные... которых не знали
даже имени Бунина или Лонгфелло, никогда не слышали таких слов, как
"Гайавата" или "Навадага" как, с какими глазами и лицами слушали они великие
и простые слова великой поэзии!
Было уже за полночь. Через несколько часов должно было наступить утро
(мое утро начиналось рано, часов в шесть, а то и ранее этого), когда
кто-нибудь сильно забарабанит и дверь, в комнату ворвется струя обжигающего
ледяного воздуха, а вместе с ним голос моей хозяйки: "Вы уже встали? До вас
тут якаясь баба пришла!" А вслед за тем послышится голос и самой этой
"бабы", клиентки, которая прямо с порога начнет живописать бесчинства