"Александр Иванович Покрышкин. Небо войны " - читать интересную книгу автора

отработавшим пилотаж, необходимо было пострелять по воздушным и наземным
целям, "подраться" в воздухе с такими опытными "противниками", как Иванов и
Атрашкевич. Я понимал, что только в напряженном учебном поединке, а не в
свободном полете можно отшлифовать элементы воздушного боя, закрепить ранее
приобретенные навыки.
Наша эскадрилья уже несла в Бельцах боевое дежурство. Миронов, Фигичев,
все мои товарищи находились в постоянной боевой готовности, не вылезая из
кабин МИГов. Хотелось быть вместе с ними. Но все сложилось по-иному.
Выслушав доклад об окончании перегона самолетов, Виктор Петрович, как
всегда, сказал "хорошо" и тут же добавил:
- Вот еще одно задание выполните и тогда займетесь собой. Нужно
отогнать тройку МИГов на курсы комэсков. Дело это не такое простое, как
кажется. Надо сначала сесть в Григориополе, прихватить там еще два самолета
и пятеркой лететь дальше. Вот так. Ну, а сегодня отдыхайте.
В Маяках мы узнали о важном событии, происшедшем в Пырлице. Звено
Фигичева перехватило немецкий воздушный разведчик Ю-88, который шел над
нашей территорией. Взлетев со своей площадки у Прута, МИГи предупредительным
огнем потребовали, чтобы он следовал за ними. Но "юнкерc" нагло развернулся
и дал полный газ. Истребители преследовали его до границы. Увлекшись, они на
несколько километров углубились в воздушное пространство Румынии. Не успели
МИГи приземлиться на своей площадке, как вокруг этого факта поднялся
дипломатический шум. О нарушении границы нашими самолетами сразу узнали в
Москве, позвонили оттуда в штаб дивизии, а затем в полк.
Летчики горячо обсуждали это событие:
- Пропустили бы "юнкерc" подальше, мы бы с ним не дипломатничали!
- Что ты! Фигичеву может влететь даже за то, что припугнул его.
- Это почему же "влететь"?
- А потому. Границу нарушил.
- Значит, "юнкерсу" можно, а мне, если он удирает, нельзя и на хвост
ему наступить? Рубанул бы, и все!
- Может, они только этого и ждут. Нападение Гитлера на Польшу тоже
началось с провокаций.
Было над чем задуматься: как много неясного в международной обстановке!
Но вскоре невеселые мысли вытеснились повседневными заботами. Нашему звену,
например, надо было выполнять очередное задание.
Рано утром мы вылетели в Григориополь. Шли плотным строем с севера на
юг, а наперерез нам, с запада на восток, низко плыли тяжелые серые облака,
прижимая нас к земле.
В нескольких километрах от Григориополя сидел истребительный полк,
оставивший свой аэродром в Кишиневе по той же причине, что и мы: там тоже
строилась бетонированная полоса. Летчики и техники жили в палатках. Штаб
полка размещался в таком же, как наш, фанерном ящике.
Пока мы, оставив свои самолеты на стоянках, дошли до штаба, на линейке
перед палатками встретилось много знакомых. Некоторых летчиков этого полка я
и мои ведомые знали по Кишиневу, куда мы часто ездили на сборы, с некоторыми
я учился на курсах командиров звеньев. Кишиневский полк участвовал в боях на
Карельском перешейке, и у многих летчиков на груди были боевые ордена. С
ними всегда хотелось повидаться, побеседовать. Я завидовал тем, кто уже
дрался с врагом. Эту зависть поддерживало во мне сожаление, что наша
эскадрилья зимой 1940 года так и не успела отправиться на финский фронт: