"Владимир Покровский. Баррак" - читать интересную книгу автора

Папочка! Папочка, до сих пор не зачавший ребенка!
Когда он первый раз сказал Пилоту о Мэлларии и предложил поучаствовать?
Сразу же или после очередной лекции о кольце разума, было что-то там такое
еще и про кольцо воли, но это был чистый экспромт, из которого Мэллар ничего
путного не запомнил. Кажется сразу, потому что помнил удивление на лице
Пилота в свете сгущающихся сумерек. Тот, как у него водится, сначала не
понял, все про костяную чуму говорил, но для Мэллара костяная чума осталась
в далеком прошлом, о котором уже нечего говорить - разве что о том, как
получше установить связь с Метрополией и пригласить ребят назад, когда они
выздоровеют.
Говорили оба, иногда вместе, стараясь друг друга перекричать, но всегда
побеждал Мэллар. Ночь упала тяжело, как она падает всегда на Париже-Сто -
наступила полная темнота, мгновенно стих ветер, отовсюду раздался короткий
вздох и синакон перестал пахнуть. Пришел другой запах - запах ночи,
первобытный, чуждый и пронизывающий, чем-то напоминающий ископаемую слоновую
кость, которую недавно выставляли в аукционе, - то же сочетание желтизны,
гладкости, старины и огромной ценности. Ченджи назвал ее как-то "ночью из
слоновой кости". Падение этой ночи отвлекло их от разговора разве что на
секунду.
Пилот называл его планы насчет города полным идиотизмом, в чем
несомненно был прав - "абсолютно и потому полностью". Мэллар и сам это
понимал, но он считал, что раз кольцо разума оказалось разомкнутым и вся
жизнь поэтому построена на полном идиотизме, то еще идиотизм-другой ничему
не повредит, а даже и окажется органично встроен в общую систему мироздания.
Особенно если это красивый идиотизм. Мэллар подозревал, что вся жизнь его
построена на таких вот идиотизмах, что одним из них, точнее, двумя, но
одинаковыми, были в свое время его решения омолодиться.
Странной, действительно странной была эта ночь из слоновой кости,
почему-то оба очень горячились они, что-то очень важное каждый для себя
защищали. Почему-то очень важно было Мэллару забрать Пилота с собой, хотя
тот мало чем мог помочь - чистая доска, парень из расы табуля, причем эта
раса табуля грозила так навсегда расой табулей и остаться - что-то очень
несерьезное было в Пилоте, он ни с чем не соглашался, но так легко было его
убедить в чем угодно, в самой нелепой нелепице из нелепиц! Это была ночь
густого вранья и полной, до оголения, откровенности, которые легко и
незаметно переходили друг в друга, так что Мэллар не всегда и понимал, где
одно, где другое. Он вдруг взял да и выложил ему весь свой план до
мельчайших деталей (а Пилот слушал, изредка с горькой издевкой хмыкая).
Потом Пилот, очень гордый своим логическим складом ума, да еще к тому же
донельзя уязвленный обманом насчет костяной чумы, раздраконил весь его план,
развалил все мельчайшие детали, с таким трудом сведенные в некое целое,
казавшееся незыблемым, но Мэллар снова собрал все вместе, теперь уже в
другую фигуру, подпустив пару деталей, абсолютно и потому полностью
несусветных, на что Пилот тут же и купился, принявшись их высмеивать со всем
жаром молодости, но на этот раз Мэллар был начеку - в полной темноте он
состроил язвительнейшую улыбку и повел атаку по всем фронтам. Собственно, из
разговора он мало что помнил теперь, сидя на впереди транспортной тележки и
почти от усталости засыпая, да это и не важно было - Пилот согласился, все
бросил и ушел вслед за ним. И это преисполняло душу Мэллара самыми радужными
ожиданиями.