"Григорий Покровский. Честь " - читать интересную книгу автора

Смирнов и еще кто-то. Антон почти всех их знал по прежним детским играм.
Одни из них были членами его штаба в шалаше, другие обосновались на чердаке
соседнего дома, и между ними некоторое время шла война. Потом на шалаш
набрела дворничиха, присадила там себе шишку на лоб и со зла разломала его.
Враждебный штаб на чердаке тоже распался - управдом запер чердак на огромный
замок.
Ребята с тех пор выросли, по-разному наметилась их жизнь, но что-то их
по-прежнему сближало.
- Жору сегодня взяли! - возбужденно объявил Пашка Елагин, едва Антон и
Вадик вышли во двор.
Ребята наперебой стали рассказывать историю Жоры, смирного, безобидного
на вид парнишки с соседнего двора, который частенько дарил им открытки с
видами Москвы и по дешевке продавал авторучки. И вот теперь оказалось, что
все это он добывал в газетных киосках, которые взламывал но ночам.
- Вот молоток! - покачал головой Генка Лызлов. - А на вид такой
маленький - не подумаешь!
Ребята горячо обсуждали подробности происшествия с Жорой, когда за их
спинами раздался громкий хрипловатый голос:
- Ну вы! Сявки!.. Чего раскудахтались?
Это был Витька Бузунов, по прозвищу "Крыса", - в "семисезонном", как он
сам говорил, пальто с поднятым воротником и в новой белой кепке "лондонке".
Когда-то он верховодил здесь, во дворе, был грозой для ребят и бельмом на
глазу у взрослых, потом сел в тюрьму и вот недавно снова появился, -
вернулся по амнистии. Ребята стали рассказывать ему о Жоре, но он уже все
знал и небрежно цыкнул слюною сквозь зубы:
- Пятерик заработал!.. А если пятьдесят первую применят, может трешкой
отделаться.
Что такое "пятерик" и "трешка", Антон догадывался, а "применят
пятьдесят первую" - такого он еще не слышал. Когда он спросил об этом,
Витька взял его за шапку и надвинул ее Антону на самые глаза.
- Тюря!.. Подожди!.. Попадешься им в лапы, все узнаешь!
Что он может когда-либо попасть "им" в лапы (кому "им" - Антон тоже
понимал), казалось и страшным и смешным, вернее, невероятным и совершенно
немыслимым. Но то, что ему приходилось слышать о Крысе, было необычно,
неизведанно и интересно.
Витька вытащил пачку "Казбека", закурил, а потом протянул ее ребятам.
- Налетай!.. А ты, сосунок, не куришь? - спросил он у стоявшего в
сторонке Сени Смирнова и, когда дошла очередь до Антона, насмешливо
подмигнул: - Ну, а ты? Тоже небось мама не велела?
- Почему? Я курю! - сказал Антон с достоинством. - Только у меня свои
есть...
- Да бери, бери! "Свои"... Ты еще своих-то не заработал. Я угощаю!
Курить Антон начал два года назад, в седьмом классе, когда жил один с
мамой. Ребята собирались тогда большой компанией со всего дома в парадном,
сидели на ступеньках, вели разные разговоры и курили, выхваляясь друг перед
другом. Лестница после этого оставалась заплеванной, усыпанной окурками, и
жильцы, с опаской пробираясь между ребят, всегда ворчали.
От этой глупой похвальбы и начинается курение: "Я тоже не маленький, я
тоже не хуже других!" Так было и с Антоном: першило в горле, перехватывало
дух, бил кашель, но он все претерпел во имя того, чтобы быть не хуже других.