"Александр Покровский. Бортовой журнал 3" - читать интересную книгу автора

оно пыталось выстроить некую крепость, чтобы противостоять растлению внутри
языка? Но все напрасно. Несмотря на все эти выстраивания, чины и формы - все
рассыпалось в прах, в дым. Все и всегда. Крымская война - полное поражение.
На своей земле. Николай Первый ожидал победы. Растление приводит к тому, что
человек миф принимает за реальность. Он не может оценить сам себя,
окружение, свою жизнь. Он не может подобрать для явлений правильные слова.
Он понять их не может, и в результате он движется совсем не в ту сторону. Он
приходит не в ту сторону и говорит: "Ба! Куда мы ушли! Неправильно все
делали".
А почему мы неправильно делали? А потому, что не было слов, которые
поставили бы, в конце концов, закон над всеми.
- Нет точки отсчета. Не сделаны очень простые вещи. Не установлено,
например, число погибших в Гражданской войне, в репрессиях, при
раскулачивании. Число погибших во Второй мировой войне тоже неизвестно.
- В океане лжи ты хочешь найти островок правды. Чтоб нарастить почву.
- Я хочу начала. С чего-то надо начать. Вот в центре страны лежит
нечто. Это не тело. Это не мощи. Это нечто. А в русском языке НЕЧТО лежит
рядом с НИЧТО. В русском сознании ничто и нечто становятся одним и тем же.
- Я понимаю. Человеку хочется найти что-то, чтоб зацепиться. Не утонуть
в болоте. Россия в себя утянет всех. Придут гунны, мунны - кто угодно, и они
станут русскими. Историю переписывали все. Ее переписывали и во времена
фараонов, и до, и после. Это было не российское, это было общечеловеческое,
но потом, как-то медленно, все перешли к закону, или они хотя бы делают вид,
что они отказались и что все равны перед законом, а Россия - нет. Надо
начать. В законе хотят однозначности. Од-но-знач-но-сти. Одного значения. Не
пятидесяти значений для одного слова, а одного. Не хотят интонации, когда в
зависимости от нее ты или спрашиваешь, или отвечаешь, или утверждаешь, а
хотят определенности. Все возвращается к русскому языку. Вот почему высшие
иерархи русской православной церкви обращаются к пастве и почти поют слова?
Потому что пение повышает статус языка. Пение делает его более значимым и...
однозначным. Слова в песне приобретают большее значение. Пропой:
"Ка-ва-лер-гар-да век не-до-лог..." - и ты замрешь от восторга - вот оно:
недолог. А теперь произнеси это без пения: "Кавалергарда век недолог" - ну и
что? Ну недолог, правильно, ну и дальше-то что?
Вот почему мы начали разговор с Эммы Гер-штейн? Потому что там вкусный
язык. А почему там вкусный язык? Потому что он необычайно точен. Слово не
выбросишь. А почему он точен? А потому что она таким образом бежала
растления.
В языке существуют области, которые делают его конкретным - это вкусный
должен быть язык. Для этого писатель находит слово и ставит его рядом с
другим словом - и все, родилось, не разорвать. И это словосочетание
воспринимается, как открытие.
"Клепаный Кулибин!" - это уже не изменить. Он теперь всегда будет
клепаным, этот несчастный Кулибин. Вот она неизменность. Вот она борьба с
растлением - сделайте язык вкусным. Эмма Григорьевна Герштейн боролась с
растлением по-своему. Она делала язык вкусным. И НИЧТО никогда не станет
НЕЧТО.
Это начало отсчета.
Да, растление внутри языка - это верно, как верно и то, что сам язык
борется с растлением.