"Авраам Болеслав Покой. Сборник эссе " - читать интересную книгу автора

Зайцеву.
Зайцева рыдала по следующей причине: ее 10-летний сын, только что
закончивший чтение русского перевода "Гарри Поттера", узнал из телевизора от
писательницы Иоанны Ровлинг, что добрый профессор Дамблдор был геем. В итоге
мальчик встал перед экзистенциальным выбором - отказаться либо от усвоенной
во дворе и школе здоровой брезгливости в отношении мужеложества, либо от
полюбившейся книжной серии.
Разумеется, мне удалось утешить молодую женщину. Я сказал: "в топку
Роулинг, Алина!" "А как же полюбившаяся книжная серия?" - всхлипывая,
спросила она. "А плевать, пусть Жюль Верна читает!" - рявкнул я.
Не мне говорить моим уважаемым читателям, почему именно Жюль Верн
пришел в мою Голову. Если можно так выразиться, Иоанна Ровлинг - это
Антижюльверн. Но справедливо и обратное: Верн - лучшее противоядие от
Ровлинг.
Вероятно, мысль стоит немного пояснить. Жюль Верн принадлежал времени,
когда все, от босоногого мальчишки-чистильщика обуви на углу до известного
писателя - тупо жили в реальности. Они видели, как подвозят по утрам молоко
из пригородов, как переступают копытами лошади, влекущие кирпичи на стройки,
как из котельной паровоза высовывается чумазый мускулистый кочегар с
лопатою. Мир был реален и тверд. Он был лежащим в руках материалом, из
которого человек Новейшего времени сам отважно брался лепить будущее. И он
лепил - надувал газом аэростаты, конструировал электрические субмарины,
нагло и весело пулял сам собою из пушки на Луну. Мир был реален, и персонаж
литературы в нем был не богом, а героем. Гимназисты изучали горное дело и
химию, время от времени хирургически меняя с помощью бомб власть в своих
странах.
Однако за сто лет произошла, если можно так выразиться, хероемахия. На
смену реальности пришло нечто зыбкое. Нынешним гимназистам трудно поверить в
реальность мира. Они растут в мирках, где все на свете - от одежды до
любви - берется из гудящего ящика со светящимся экранчиком. Поскольку
логичного объяснения этому факту нет, то мир их по определению волшебен.
Это, повторю, не то ощущение чудесности мира, которое заставляет юношу или
девушку пытливо заглядывать в микроскоп. Это иное, давящее чувство
превосходящей тебя силы, заставляющее дикарей лепить идолы и иступленно
плясать вокруг ради того, чтобы идол подогнал по реке ослабевшего раненого
бегемота и наслал тиф на вражье племя.
Само по себе возвращение к магическому мироощущению есть гигантский шаг
назад. Но мало этого: магия сегодня, как и три тысячи лет назад, снова
превращается в инструмент по запариванию мозгов Человечества в интересах
мелких, эфемерных и безответственных групп.
Я глубоко сомневаюсь, что писательница Ровлинг взяла на лапу у
таинственного синклита гомосексуальных мудрецов. Мне кажется, что все было
гораздо проще: тусуясь красиво все последнее десятилетие среди страдающей
половыми извращениями богемы, Ровлинг просто решила сделать своим
приятелям-мужеложцам приятное. Поэтому в последних двух книгах она мягко, но
неочевидно ввела в сюжет намеки на гомосексуальные наклонности доброго
профессора Дамблдора. А когда книги были раскуплены по всему миру, когда
Человечество заглотило наживку - сделала подсечку, выпалив: "Хэй, ребята и
девчата! За эти десять лет вы крепко полюбили старого педераста!"
Это, несомненно, подлость. Честно было бы, если бы Ровлинг известила о