"Радий Погодин. Яблоки" - читать интересную книгу автора

еще в двадцатые годы был устроен Клуб красных вдов, известный даже в столице
своими гуслями и своим звонким хором. Там, согнав в зало тысячу народа,
набив так, что пуговицы, оторвавшись, не падали на пол, вывели Паньку на
просцениум, где на фоне алого плюша с кистями стоял тяжелый сосновый крест.
И распяли. А распяв, приказали:
- Пой.
- Чего петь? - спросил Панька, пошевеливая пальцами ног. - Ваше?
- Свои песни пой! Доннер веттер!
Панька оглядел зал - по залу гул. Люди, хотя и слишком тесно стоят, к
сцене ближе посунулись.
- Свои песни я петь не смогу, - сказал Панька. - Это не песня, когда
рукой не взмахнуть, ногой не притопнуть. Только немец может такое
придумать - немец, в принципе, глупый...
Говорится в легенде, что немцы очень на Паньку обиделись. Принялись в
него стрелять из наганов. И все мимо. А Панька с креста сошел и на улицу
вышел. И народ за ним. И немцы.
Объявили они за поимку Паньки награду - лошадь. Тут ведь как: хорошая
лошадь самим нужна, а плохую пока искали, Панька уж далеко ушел...
Сухие кресты горели как порох. Опадая, огонь уходил в уголь, и вскоре
ночь обняла мир своим решетом - по бокам черно, вверху дырочки.
- Все дымом ушло, - сказала невидимая в темноте не старая женщина.
- Ничего не ушло, - сказала другая. Тоже не старая. Тихая толпа шла к
деревне, не разбредаясь. На площади, возле часовни, учительница взяла Ваську
под руку.
- Смотрите, у меня свет. - В ее окне светилась лампа. За занавеской
двигалась тень. - Люба, - сказала учительница. - Больше некому.
Любка стояла перед зеркалом. В батистовой блузке. Стол был украшен
бутылкой самогона, бутылкой красного, селедкой, присыпанной луком, и
ломтиками сала, аккуратно разложенными на тарелке.
Любка повернулась к ним. От ее тела в комнате было томительно тесно.
- Гульнем. Кресты я подожгла.
Учительница подняла на нее печальные глаза.
- Врут, сволочи, что я с ихним доктором спала, - сказала Любка. -
Догадаются про кресты, еще злее врать будут. И черт с ними. Ведь это хорошо,
что я их спалила... Неужели дров для школы нельзя нарубить. Это надо же...
Любка поднялась, прислонилась к печке со стаканом в руке. Красота ее
жила как бы сама по себе, не нуждаясь ни в любви, ни в ласке, ни в утешении.
Перехватив Васькин взгляд, Любка выпила самогонку единым духом и сморщилась.
На тумбочке стоял патефон - пудреница переместилась на подоконник.
Любка закрутила ручку и, перетасовав нетолстую пачку пластинок, поставила,
наверно, любимую.
- Мне заграничные пластинки нравятся. Непонятно о чем, но красиво.
Лидия Николаевна сидела за столом с недопитым стаканом, смотрела в
него, как в омут.
- Станцуем, командир, - сказала Любка. И тут же заметила: - Или ты тоже
хромой? Мужик и без ног танцевать обязан. Какой от него танец - прижимайся к
девке, и вся любовь. И не падай.
- Я не хромой, - сказал Васька. - Ногу стер - спасу нет. Любка сняла
мембрану.
- Танцы не получились. Споем?