"Радий Погодин. Одинокая на ветру" - читать интересную книгу автора

клеенку, и уже, наверное, обмыли ее: и, наверное, обрядили в припасенный
давно черно-белый наряд.
Клеенка!
Стол был покрыт клеенкой! Большой дубовый стол в доме отца Михаила
всегда был покрыт клеенкой. Василий Егоров сидел за ним сотни раз, но только
сейчас осознал клеенку как память. Она была новая - совсем новая. Василий
сказал: "Черт меня побери", чем вызвал темный взгляд старухи Куковой и
судорожный всхлип студентки Алины.
И становится ясным, что не пролитая лапша, а именно новая клеенка
повернула судьбу Бриллиантова Михаила, который бегал тогда босиком на Кубани
и ни про клеенку, ни про то, что станет священником, в голове не имел. Но,
может быть, не одна клеенка со своим химическим запахом, но, может быть, и
старуха-богомолка: вот как смотрит черно и все переводит свои глаза, дымящие
из золы морщин, с Васьки Егорова на студентку Алину. А студентка уже
задремала. Пола широченного халата соскользнула с ее ноги, и нога ее
обнажилась.
В детстве был у Васьки Егорова школьный дружок Лаврик. И был этот
Лаврик сыном священника. Пел тот священник сильно. И так же, как
впоследствии Михаил Бриллиантов, стал попом, влюбившись в поповну. И
повернулась его судьба по причине любви на семьсот двадцать градусов, как бы
по спирали. То ли вознесла она его, то ли, напротив, опустила на какие-то
нижние горизонты. Лаврик считал поступок отца дурацким, мать Лаврика, бывшая
поповна, в глубине души, наверное, так же считала.
Первый раз Васька Егоров пришел к Лаврику в дом за "Алгеброй". На свой
учебник он уронил банку с клюквенным вареньем и, спасая варенье, перемазал
"Алгебру" так, что ее пришлось выбросить.
Жил Лаврик в двухэтажном деревянном доме. Их семья занимала весь второй
этаж, а раньше, говорят, весь дом принадлежал попу, Лаврикову деду. Ваське
было уютно у Лаврика. И сестра его младшая, Катерина, оказалась ничего.
Ходила в наушниках.
- Орет на меня, - объяснила она. - Наверно, и ты на сестру орал бы.
И попадья оказалась симпатичной теткой с ямочками на щеках, очень
начитанной и современной. Она несколько раз заходила к ним, встревала в их
разговоры о технике и кораблях. А потом принесла по горячей ватрушке и
сказала, вздохнув:
- Ешьте. Сейчас обедать будем.
Васька заторопился домой, но его уговорили остаться.
- Надоест за столом обедать, на кухню смотаемся, - сказал Лаврик. - Я
люблю на кухне обедать.
Стол был длинный, покрытый новой клеенкой. По сторонам скромно сидели
старухи, показавшиеся Ваське Егорову на одно лицо, хотя были они и толстые,
и топкие, и курносые, и в очках. Но все, как он определил для себя, -
кошатницы.
В торце стола в красном кресле сидел родитель Лаврика отец Сергей
Александрович. Волосы у него были длинные, вьющиеся и шелковистые. Борода
клинышком, мушкетерские усы, печальные глаза и красивые узкие руки.
А по столу ходила собака. Маленькая собачонка с выпученными глазами.
Васька и не видывал никогда таких маленьких собак.
- Стерва, - шепнул ему Лаврик.
- А зовут как?