"Радий Погодин. Ожидание " - читать интересную книгу автора

И всё восхищался. И меня рисовал. Очень хотел он поймать белугу. Только всё
неудача случалась. Осень. У нас по осени белуга худо берёт. Тогда он ко мне.
- Василий Тимофеевич, - говорит, - окажи помощь. - Он уже и на сейнерах
ходил и на тральщике. - Теперь, - говорит, - мне очень нужна борьба. Чтобы
рыбак показал себя в чистой своей красоте.
Я его посылал к молодым. Объяснял: не могу, мол, от ревматизма страдаю
дюже. Руки не владеют.
Тогда он мне говорит, мол, на всех картинах сейчас молодёжь. Но я,
говорит, мечтаю показать стариков, самый корень. Этим, говорит, я гордость
утешу. И будет это правда.
- А вы, - говорит, - Василий Тимофеевич, поймаете вашу последнюю рыбу.
Потому что, - говорит, - человек должен уходить из общей рабочей жизни через
последний свой подвиг. И будет это красиво...
Я цельную ночь не спал, всё думал над его словами. Потом пошёл к
председателю, попросил снасть - крючья на красную рыбу. Тысячу штук.
Поставили мы те крючья с тем художником в одном ловком месте, напротив
шпиля, мысочка такого. Там взорванные германские баржи на дне. Белуга любит
об эти баржи бока тереть.
Я думаю: не ошибиться бы. И тут же думаю: если бы старики не ошибались,
молодым бы правды не знать.
Ночь переждали. Художник меня карандашом в блокнот зарисовал. Как я
курю, как я портянку переобуваю, снаряжаюсь. Ещё не развиднелось, пошли
проверять крючья. Он на бабайках сидит - на веслах, по-вашему. Я снасть
выбираю. Уже боле пятисот крючков проверил, две камбалы снял, осетришку- с
локоть - выпустил. Море как постный суп - ни пятна на поверхности. Говорю
художнику:
- Поймали мы с тобой на сей раз бугая.
Бугая поймать - это значит пустым воротиться. Вдруг чую - ведёт.
- Ага, - говорю, - сидит, родимая. Мабуть, килограммов на двести.
Я с ней вожусь, подтягиваю потихоньку. Деликатно. Бо с нею грубости не
должно. Её крючьями порвать можно, а это значит, - брак и второй сорт.
Белугу, её как берут? Темляком. Багорчик такой на веревке. Потом её
чикушить надо. Чикушка такая есть, как бучка - дубинка, что ль. Оглушишь
чикушкой, верёвку ей в рот и под жабры.
Она от меня уходит. Я её отпускаю - иди... Ведь сколько часов с иной
рыбой проводишься, пока притомится. А художник так взволновался, елозит по
скамейке туда-сюда. Побледнел от азарту.
Говорит:
- Давай, дед, я в воду прыгну, подведу рыбу к лодке.
Я ему:
- Чи вы дитё малое? Она ж вас потрёт. У неё шипы на боках. Вы ж,
говорю, человек учёный.
Тут рыба сама подошла. Близенько так.
Художник схватил скамейку. Ударил, да локтём о борт. Скамейка в воздух.
Я рыбу захватил темляком. Кричу:
- Греби!
А он где? Локоть чешет.
Рыба как даст коловерт хвостом, хвост у неё что твой винт пароходный, и
вглыбь. Я не успел выпустить темляк, руки-то теперь не враз сгибаются, и за
борт. Вода будто лёд. И тут мне боль в спину. Я чуть в воде деву Марию не