"Радий Погодин. Красные лошади (детск.)" - читать интересную книгу автора

прочие машинисты могут и без кадыков быть - образ прочих расплывчат. Еще у
сталевара кадык, у кузнецов хороших, короче, у небрежно побритых мужчин,
связанных с огнем и железом.
- В твоем возрасте нужно иметь оптимизм! - Начальник вскинул голову,
выпятил подбородок, будто прогудел привет встречному поезду. - Перед твоим
взором ликует природа, а ты сгорбился и не видишь. Тебе сколько лет
теперь? И не вздрагивай. Кажется, я не кусаюсь. Я тебе про оптимизм
объясняю не из пустой эрудиции.
Значение высказанных начальником слов Сережка представил не очень
отчетливо, но начальника застеснялся.
- Я больше не буду, - сказал Сережка.
- Нет, будешь! - сказал начальник. Затем, уяснив, что Сережка
является внуком злокозненной сторожихи, начальник хотел было прекратить
разговор с ним, но все же, не в силах перебороть свой долг
педагога-наставника и втайне надеясь, что именно он явится тем изначальным
толчком, который придаст скорость и нужное направление таланту, крепко
стиснул Сережкины плечи и обнадеживающе потряс: - Так решим! Я беру тебя
на довольствие. Снабжаю необходимыми материалами и темой, а ты разрисуешь
мне пионерскую комнату и, если успеешь, столовую. Приходи завтра. К
завтраку не опоздай... Желательно в красном галстуке.


* * *

Злодей жрал макароны.
Он зарывался в них по грудь, и, когда поднимал морду, чтобы набрать
воздуха, макароны свисали с его ушей, сползали по мелко наморщенному носу.
Злодей оглядывался по сторонам и обнажал клыки. Низко летящий утробный
звук оповещал всех, что Злодей лют, бесстрашен и беспощаден, что он
намерен жить вопреки той морали, которая к бездомным собакам относится
категорически.
В синей ольховой тени макароны казались живыми: жирные, в красных
пятнах свиной тушенки, они шевелились, источая густой теплый запах. Запах
этот как бы делился на две волны: крутую, головокружительно сытую, и
другую, послабее; вторая была похожа на эхо или далекий зов, нежная и
печальная, словно запах забытого материнского молока. Улавливая эту вторую
волну, Злодей рычал и конфузился, опасаясь, подняв глаза, увидеть набухшие
молоком сосцы. И все же поднимал голову и видел небо, темнеющее к дождю. И
странно, слабый нежный запах был сильнее реального мира. Злодеев набитый
макаронами живот расслаблялся, брови печально приподнимались, хвост
подрагивал, поджимался к брюху. Злодей не желал этого, скреб когтями
умилившиеся глаза, рычал, и выл, и вдруг подпрыгивал на прямых
растопыренных лапах, затем начинал крутиться, ловя собственный хвост на
зуб. Поначалу он лишь слабо прищемлял его, но, случайно цапнув как
следует, принимался крутиться быстрее, и рычать, и звереть соответственно
нарастающей скорости.
Его озарило: "ХВОСТ!" Именно хвост мешает ему, Злодею, стать
окончательно взрослым и беспардонным. Именно эта бесполезная часть
организма чувствительна к расслабляющим, нежелательным в его положении
чувствам. Недаром же у людей нет хвоста, даже крохотного.