"Радий Погодин. Живи, солдат (Маленькая повесть о войне)" - читать интересную книгу автора

мог, иначе нарушится равновесие между покоем и болью, иначе боль пересилит
все человеческие возможности. Глаза его, воспаленные и пристальные,
недвижно смотрели на Альку и властно требовали: <Живи, солдат>. Альке
показалось вдруг, что это и не человек вовсе, а глядящее на него зерно, из
которого происходит вся жизнь на земле. С Альки вдруг сошла суетливость,
назойливое чувство вины, он кивнул танкисту едва заметным движением и,
осторожно ступая, пошел обратно. Иногда он касался рукой то одного, то
другого тяжелораненого, и кивал им легонько, и улыбался, как ему казалось,
уже готовый вобрать в себя боль войны.
Школа стояла на горе, вид с крыльца открывался размашистый, с крутым
поворотом реки, горбами и крыльями крыш, с темно-синим лесом на горизонте.
Огрузший птицами школьный сад кряхтел и вздыхал, как кряхтит и вздыхает
покорный дед. Птицы же, как его городские внуки, приехавшие погостить,
галдели живо и требовательно. Это был шум природы, не видать и не слышать
которую невыносимо странно. Алька стоял и слушал, выделяя из общего шума
все новые и новые голоса. Он слышал реку и говор города, и дальний лес, и
шелест облаков, как шелест талых весенних льдин...
- Кто искал капитана Токарева? - раздалось у него за спиной.
- Я, - ответил Алька спокойно.
Капитан медицинской службы, похожий на привидение, наконец дорвавшись
до табака, жадно затягивался, вертел ощупывающими чуткими пальцами пачку
<Казбека>.
Прочитав записку, капитан медицинской службы сказал грустно:
- Дурак сумасшедший... Это не передавай. Передай следующее:
освобожусь - забегу.
Капитан Польской разглядывал Альку с откровенным пристрастием, словно
он был многомудрый родитель. Алька же - сын его в переломном возрасте.
- Разыскал Митю Токарева?
- Капитана Токарева нашел. Записку передал. - Алька сел на кровать,
ноги его дрожали по всей длине, словно он внес на шестой этаж большую
вязанку сырых березовых дров.
- Ну и как?
- Освободится - придет.
- Я спрашиваю, каковы впечатления?
- Вы о чем? - спросил Алька с равнодушием тупицы.
Соседи-майоры старательно отводили глаза, в которых ночными кошками
пряталось тревожное любопытство.
Бывают в воде неспешные пузыри, они всплывают так незаметно, будто
стоят на месте, - они захватили с собой частицы ила, и груз этот их
отягчает. Так же не вдруг открылась Альке мысль капитана Польского. Алька
оглядел всех глазами медленными и перегруженными.
- Вы меня напугать хотели, что ли? - наконец сказал он. - Я же из
Ленинграда. Я же в блокаде был.
- И что, не страшно?
- В блокаде?
- В госпитале! В операционных! - крикнул капитан Польской. - Имей в
виду, сейчас на фронте штиль - тишь, гладь да божья благодать.
- Зря ты придумал это, капитан, душа, - вздохнул майор-танкист. Он,
как всегда, сидел у входа на тумбочке, зябко шевелил руками, словно
закутывался в нисходящий с неба вечерний свет.