"Радий Погодин. Живи, солдат (Маленькая повесть о войне)" - читать интересную книгу автора

Организм у меня соскучился - пусть расслабляющего накапает. А если нету -
тогда пусть главврач гармонь отдает!
Алька надел свои брезентовые баретки. Капитан губами почмокал.
- У меня такие <джимми> имелись. Я их зубным порошком мазал. - Голос
капитана утратил командирскую силу, в нем появился мягкий, ласковый
всхлип. - Брюки имелись белые и рубашка <апаш>... в сочетании с загаром.
Капитан Польской из палатки выходил нечасто, он понимал свое
появление под чужой взгляд как насмешку над ранеными и контужеными. Андрей
Николаевич предпочитал лежать без психологии. <Еще нахожусь, - говорил он.
- У меня, как у девушки, еще все впереди>. Только майор-танкист гулял
иногда на берегу реки, но возвращался как бы подбитым.
Выйдя из палатки, Алька услышал его голос:
- Капитан, душа, зря это...
Просторный осенний воздух, яркий от синего неба, звонкий от птичьих
криков, качнул Альку. Чтобы не упасть, Алька побежал вбок почти вприсядку,
обхватил корявую яблоню и так стоял долго, прижимаясь виском к изорванной
годами шершавой коре.
Полевой госпиталь осел в старинном школьном саду в многоместных
палатках. В самой школе, темным кирпичом и широкими сводчатыми окнами
напоминавшей железнодорожный вокзал, размещались операционные,
перевязочные и палаты тяжелораненых.
У крыльца толпились солдаты. Одна за другой подъезжали машины и
санитарные повозки, тогда солдаты, прибывшие своим ходом, расступались и
почтительно выжидали, пока санитары внесут внутрь тяжелую ношу.
Сестры с бессонными диковатыми глазами, движениями похожие на
пчел-сторожей, осматривали раненых и как бы обнюхивали их, прежде чем
впустить в свой трагический улей.
Коридор был забит ранеными, ждущими очереди на перевязку; они сидели
на подоконниках и на полу, взвинченные и умиротворенные, растерянные и
спокойно-сонные, негромко шутили, осторожно, как бы лелея, поправляли
бинты, удивляясь и радуясь легкому исходу. Бледные, осунувшиеся врачи
выходили из операционных, чтобы на крыльце покурить немного, и тут же
ныряли обратно в запах эфира и йодоформа.
Алька пробирался между ранеными, стараясь не задеть кого-нибудь
ненароком, не причинить боль.
- Мне капитана медицинской службы Токарева, - спрашивал он. - Сестры
пытались ввести ему противостолбнячную сыворотку.
Школа была старинная, с рекреациями - специальными небольшими
расширениями в коридорах: здесь дожидались своей судьбы тяжелораненые.
Сестры улыбались здесь мягче, здесь их бег замедлялся, тишал. Когда
раздавался стон, тишина сжималась в сгустки, опасные, как взрывчатка.
Альке казалось, что он идет по хрустящему снегу. Снег все морознее, и все
громче хруст под ногами. Альке уйти бы, но это было как лабиринт: чем он
больше кружится между койками и носилками, поставленными почти впритирку,
тем далее углублялся, тем обнаженнее и безнадежнее становились страдания
вокруг.
И наконец он увидел ЕГО.
На винтовом табурете, какие ставят к роялям, сидел солдат в танковом,
наполовину сгоревшем комбинезоне. Волосы на голове спеклись в бурые комья.
Кожи на лице не было. С носа и пальцев стекала лимфа. Он не шевелился - не