"Радий Погодин. Живи, солдат (Маленькая повесть о войне)" - читать интересную книгу автора

- Сегодня не воскресенье.
- Мы другое думали: у директора разговор громкий, мы думали, вы в нем
участвуете... Разрешите сесть?
- Э-э, нет. Сей номер мы доведем до конца. Слушай мою команду. Тем же
способом и тем же путем в обратном направлении, делай... Але-е... Ап!
Они сделали фляк в стойку на руках, развернулись и пошли в коридор.
Ладони прилипали к мастике. Запах керосина сушил глотку. Завуч шел рядом,
приговаривая печально:
- К директору, мальчики мои, к директору. К Андрей Николаевичу.
В молодости завуч Лассунский плавал в торговом флоте, да заболел.
Сойдя с флота, закончил факультет географии. Говорят, пику-указку он
изготовил из тросточки, подаренной ему одной влюбленной пуэрториканкой.
Мастика налипала на пальцы. Обжигала ладони. Запах керосина
скарлатиной обметывал рот...
Почему стена темная? Нет окон? Стена отгораживает что-то, от чего
тоскливо и страшно.
Возле директорского кабинета они упали. Лассунский сказал:
- Слабаки. Не могли коридор одолеть. Сейчас я еще ваши знания
проверю.
Ребята (сорок предателей!) пузырем выпирали из класса. Громоздились в
три яруса, наверно, придвинули к дверям учительский стол. От них истекал
жар. Они что-то кричали, корчась от безжалостного восторга. Надвигалась
стена, глушила их голос и косо падала, падала...
Он захрипел:
- Исидор Фролович, это от керосина. Дышать тяжело...
Потом появилась гудящая муха. Он удивился:
- Исидор Фролович, зачем эта муха? Что ей тут надо?
Услышал в ответ:
- Выкарабкивается...
Сознание из теплых, ярко окрашенных глубин памяти медленно восходило
к реальности: брезентовый потолок слабо колышется, ветер пообдул плечо
холодом. Муха гудит. Как в гитаре. Или в рояле. Осенью пахнет, влагой,
лекарствами...
Алька не чувствовал своего веса, ощущал, будто плывет он в
покалывающем пару. Не хотелось двигаться, не хотелось расставаться с
удивительной невесомостью, как не хочется вылезать ранним утром из
нагретой постели. Алька глаза закрыл, отстраняясь этим от всего сущего.
Очень близко и громко закричали птицы. В их голосах были
беспощадность и вздорное нетерпение. Может быть, они нападали.
Когда Алька посадил чижей между рамами в классе, завуч Лассунский
даже не выгнал его. Он сказал всем: <На земле много птиц. Наверное, никто
не знает, как много. Если разделить всех птиц земли на все человечество,
получится, я думаю, этак тысяч по девять на брата. Представляете, если бы
некий сильный и справедливый разум мог направить птиц против нас? Мы
получили бы заслуженное нами возмездие...>
Слова Лассунского прозвучали не за стеклами памяти, но как бы рядом,
обнаженные и указующие. Алька почувствовал вдруг свое тело, уставшее от
лежания, свою ничтожность и слабость. Какая-то сила подтолкнула его в
сидячее положение. Он спросил шепотом:
- Где я?