"Радий Погодин. Живи, солдат (Маленькая повесть о войне)" - читать интересную книгу автора

дорожку, построенную для продажи легкого колесного транспорта.
- У них всякий раз так. Они все нетутошние. Ожидающие. Не иначе,
завтра матрос домой тронется... К своему итогу.
Он говорил с устоявшейся грустью в голосе, безногий солдат на
лакированных костылях. Синий пиджак в полоску сидел на нем туго, как
заправленная под ремень гимнастерка. Суконные отутюженные брюки с
заколотой на бедре штаниной и начищенный сапог хромовый.
Человек с горжеткой неспокойно ерзал в своем широком теплом пальто,
вытирал голубоватый лоб носовым платком.
- Я понимаю. Но это, простите, бравада... Героям скромность
приличествует... Глупости я говорю. Вздор... Ужас...
Алька подумал: <Наверно, из Ленинграда дядя. Наверное, никогда не
выходил на улицу в непочищенных башмаках>. Его обожгла жалость к этому
человеку с бледными сморщенными губами.
В охрипших патефонах шуршали цыганские песни. Рынок продавал,
покупал, плутовал.
Алька искал обмундирование. Предлагали, но на запрос набиралась у
него едва половина.
Уже на выходе он снова столкнулся с одноногим солдатом в синем
полосатом пиджаке.
- Форму? Ишь ты. Она сейчас в цене, на нее девки клюют, как уклейки.
- Солдат угрюмо запросил цену, но, узнав, зачем Альке форма, плюнул и
повел его за облезлый фанерный ларек, на котором было написано: <Починка
часов, оптики и др.>.
- Подожди здесь.
Он пришел скоро. Вытащил из-под пиджака сверток.
Белесые галифе оказались широкими, пришлось затягивать в поясе
веревкой. Безногий неодобрительно скреб щеку.
- Хлипкий ты, однако.
Между разбитыми коричневыми баретками с брезентовым верхом и
выгоревшими обмотками белели голые ноги. Гимнастерка вздулась на спине
горбом.
Одноногий подвернул ему рукава, чтобы не свисали на пальцы, заломил
пилотку, мягко присадил ее на Алькиной голове - она тут же расползлась,
закрыла лоб, брови, она бы и на глаза налезла, да зацепилась за
оттопыренные уши.
- Туго ремень не затягивай - подумают, девка переодетая.
Из-за ларьков, куда шли инвалиды, послышалась негромкая грустная
песня. Одноногий, как к ветру, повернул к ней лицо.
- Ваш город тоже скоро освободят, - сказал Алька.
Скулы одноногого окрасились в мрамор.
- Мой город в целости. Только мне там уже делать нечего. Я, парень, в
Крым двинусь. Буду на море глядеть. Говорят, на море всю жизнь глядеть
можно... - Он пошел было, но тут же воротился, нашарил в кармане пиджака
звездочку.
- Давай, - сказал. - Давай. Может быть, тебе повезет. Лучше уж или -
или...
Брезентовые баретки и полоску голой ноги Алька закрасил ваксой. Купил
в военторге погоны, алюминиевую ложку и застенчиво проник на воинскую
платформу к громадным солдатским пищеблокам.