"Радий Погодин. Живи, солдат (Маленькая повесть о войне)" - читать интересную книгу автора

- Видать, зря, - согласился капитан Польской и тут же добавил
заносчиво: - Злее будет.
Алька залез под одеяло с головой. Подышал на вдруг остывшие пальцы.
Память впустила в его сознание улицы, дома, людей и небо блокады. Молчал
тусклый водопроводный кран. Паутина, натолстившаяся от копоти, бахромой
свисала с электрического шнура, ворсистого и корявого. Лампочка
перегорела; Алька ввернул другую, долго ждал, запрокинув голову, потом, не
в силах разогнуть шею, стал на четвереньки и беззвучно заплакал.
Память осветилась чадным огоньком коптилки, отблесками сгоревшего в
печурке дешевенького добра, накопленного тяжелым трудом матери. Жарче
всего пылали калоши.
Память зажгла лампочку под железным конусом. Конус этот погромыхивал
на ветру. Тени медведями выдвигались из тьмы и пропадали во тьме. Подушка
согрелась под Алькиной головой, ее тепло трансформировалось в счастливый
холод, от которого так ярко пылают щеки.
Лампочка светила над небольшим, темным, как омут, катком. Ветер дул
сильно, над катком завивался, толкаясь вдруг то в одну, то в другую
сторону. Синие берега сугробов меняли свои очертания.
Взрослое население ушло в Дом Красной Армии смотреть постановку.
Алька с девочкой Ритой удрали из пустой квартиры, наспех одевшись.
Они ехали на коньках не отталкиваясь, взявшись за руки. Они были
маленькие - второклассники. Они ехали все быстрее. Они были одни в
просторной веселой ночи. Ветер швырял их вслед за метнувшимся светом, они
падали в снег и ползли в край катка, чтобы снова, взявшись за руки и
распахнув пальто, лететь по льду, не зная, в какой сугроб ветер бросит их
и перевернет через голову.
На следующий день они оба лежали в простудной горячке. Температура у
Альки была выше, этим он очень перед девочкой Ритой гордился.


Инвалиды стали на старт, подравнялись на меловой черте - на костылях,
на тележках с шарикоподшипниками: напряженно подавшись вперед, они ждали,
когда однорукий матрос махнет бескозыркой. И когда махнул - рванулись с
азартом и злостью.
Более скорыми оказались те, на тележках; отталкиваясь короткими
палками или дощечками, похожими на штукатурные терки, они шумно мчались к
матросу. Те, что на костылях, как бредовые нелетучие птицы, скакали за
ними.
Рынок на линии этих гонок молчал: мужики разглядывали свою обувь,
женщины вытирали глаза.
- Все ирреально... - прошептал человек в драповом пальто. - Этого
просто не может быть... - Тонкими пальцами он прижал к груди горжетку из
черно-белой лисы, нежную и сверкающую.
- Они дружка поздравляют. Того матроса. Город его нынче освободили.
Первым к матросу подлетел парень в танковом шлеме, затормозил резко
и, чтобы не вылететь с тележки, обхватил матросову ногу; парень тянулся
похлопать матроса по плечу, но не доставал: матрос был высок и кряжист;
парень снял шлем и прижался к матросовой ноге щекой. Потом они всей толпой
направились в угол рынка за ларьки и штабеля почерневших досок.
Рынок, как вода, сливался за их спинами, затоплял асфальтовую