"Михаил Петрович Погодин. Невеста на ярмарке" - читать интересную книгу автора

происшествия, которые случились этим важным утром в доме Анны Михайловны!
Началось с приготовлений к обеду. Она перебрала все кушанья, кои отведывала
где-нибудь в продолжение своей жизни, но разборчивые ее дочери, желая
показать себя пред новым знакомцем и почваниться своим уменьем жить в свете,
охуждали одно за другим: уха из стерлядей слишком обыкновенна в Нижнем, а
похлебка из клецек напомнила б о деревне; круглый пирог не подается на
больших столах, а паштета делать уж некогда; ветчина кушанье не летнее, а
почки в соусе едят только мещане. Таким образом жданному гостю пришлось бы
голодать на званом обеде, если б наконец Анна Михайловна, выведенная из
терпения беспрерывными противоречиями, с досады не выгнала наконец дочерей
из комнаты и не положила с Кузьминишной на мере [22], из каких кушаиьев
должен был состоять обед. Закупка припасов представляла б еще столько же
затруднений, ибо надо было искупить все скорее, лучше и дешевле, если б
Кузьминишна не взялась услужить в этом своей постоялице и достать даже
напрокат серебряного столового и чайного сервиза. Барыня сама отправилась в
кухню, не надеясь на повара, Иванова брата, и там, засучив рукава, принялась
сама месить тесто, чистить рыбу, прищипывать пироги; она прислушивалась к
каждому горшку и приглядывалась к каждому вертелу точно так, как... точно
так, как ее дочки в это время к зеркалу, стараясь добыть себе красоты,
которой им бог не дал. Вот еще где было сумятицы! С девяти часов они начали
одеваться. Все сундуки, чемоданы, картоны и шкатулки были наружу: не
осталось ни одного платья, которого б они не примерили, ни одной косынки,
которая б не повисела у них на плечах, и ни одного колечка, которое б не
перепрыгало по всем пальцам. После многих проб вот пристала к лицу шемизетка
[23], но она уж измята, надо ее разгладить или примеривать другую; вот
хорошо сидит платье, но нет башмаков под цвет. А что стоило им умыться,
причесаться, так, чтоб все волосы были подобраны один к другому и стояли над
маковкой точь-в-точь против журнальной картинки! Сколько труда, внимания
надо было употребить наконец на то, чтоб притереться, насурьмиться,
набелиться и нарумяниться и ни одной точки на лице не оставить без
внимательного рассмотрения, устремив все вместе к общему эффекту. Прибавьте
еще, что у них у всех было одно большое зеркало и одна камер-юнгфера.
Бедную, они затолкали, засовали, защипали ее совсем, и во всем мире она
могла тогда не завидовать только повару, который под личным надзором у Анны
Михайловны зарумянился скорее своей телятины, и бедному Ивану, которого
сбили с ног, посылая беспрестанно в лавочку, в винный погребок, на ярмарку,
к Кузьминишне. Пострадал и этот несчастный: его гоняли с места на место, а
между тем посуда еще не вымыта со вчерашнего ужина, ножи не вычищены, не
выточены, комнаты не подметены и столовое белье не подготовлено; к пущему же
горю Анна Михайловна как вездесущая хозяйка беспрестанно прибегает из кухни
наверх то по призыву дочерей - сказать свое мнение об их нарядах, то
наведаться, так ли исправно идут дела в комнатах, как у нее на кухне, и
всякий раз Ивану достается за упущения; он примется за ножи, а она сует ему
полотенце в руки, он хочет тереть тарелку, а его щеткой утыкают в нос. Между
тем время идет, идет, и наконец часовая кукушка кукует двенадцать, число,
которое Иван, перевравший, как мы сказали, все приглашение барыни, назначил
Бубновому вместо двух.

Бубновый, побуждаемый без умолку своим дядькой, уж нафабрил усы,
взъерошил волосы а la diable m'emporte*, стянулся как на смотр, надел