"Роман Подольный. Согласен быть вторым" - читать интересную книгу автора

любят. И не поверят, а заинтересуются. И вообще, кто будет против? Одни
скептики. А они у нас уважением не пользуются.
- Вы хотите сказать, Василий Васильевич, что я чудак? - обиделся гость.
- Пусть так. Но помните, что сказал Горький? Чудаки украшают жизнь.
- Так-то оно так...
- И только так, - решительно сказал Ланитов.
- Ладно,- шеф пожал плечами, словно жалея о том, что немного погорячился,
- я повторяю, мне интересно поработать с вами. Я считаю, что время от
времени каждый режиссер, будь он трижды расхудожественным, обязан обращаться
к документальному жанру.
- Где вы здесь видите документы? - фыркнул я.
- А вот это, Ильюшенька, вот это! - шеф приподнял кончиками пальцев
тоненькую стопку фотографий. - Можно еще снять прекрасные кадры обсуждений и
дискуссий, схемы ловушек - ведь надо же будет ловить саламандр, ну и так
далее. И, кстати, сходи-ка ты, брат, к деду Филиппу, у него тоже могут быть
фотографии пламени.
- Я не хочу иметь к этому фильму никакого отношения.
- Жаль. Я привык с тобой работать. И потом, дед Филипп сам по себе очень
интересный человек. Сходи, не пожалеешь. Ну, для меня, Ильюшенька, ладно?


7

Старый московский дворик, дверь, нижний край которой приходился как раз
на уровне земли. Кажется, здесь. Звонок.
Адрес был верным: такие голубые глаза под черными ресницами, как у
открывшей мне дверь девушки, могли повториться только у человека той же
семьи. Шеф был прав: я не мог пожалеть, что пошел к деду Филиппу.
- Добрый день. И долго вы будете стоять молча?
- Я... к деду Филиппу.
Ничего более глупого я сказать не мог. Глаза девушки потемнели, лоб
напрягся.
- Здесь живет мой дедушка Филипп Алексеевич Прокофьев. Я не знала, что у
него есть еще внуки.
- Я не внук... Я из института. Извините, я не хотел...
- Извиняю, но надеюсь, это больше не повторится. Говоря откровенно, не
могу себе представить и не хотела бы иметь вас братом. Даже двоюродным.
Ладно, с этим все. Пойдемте.
Через крошечную прихожую и маленькую кухоньку мы проникли в небольшую
комнату. Там было темновато после улицы, и я не сразу разглядел лица двух
людей, сидевших за столом. Но то, что стояло на столе, буквально бросалось в
глаза. Две бутылки фирменного коньяка, большая банка черной икры, лососина.
Ничего себе живут тихие дряхлые лаборанты! А потом я разглядел лицо
собутыльника деда Филиппа... виноват, Филиппа Алексеевича, и удивился еще
больше.
Потому что узнал Тимофея Ильича Петрухина, частого гостя моего шефа -
естественно ведь Великому художнику бывать у Великого режиссера.
Сейчас Петрухин был удивительно похож на свой автопортрет - кстати, самую
любимую мною из его картин. Помню, как на его выставке я раз шесть
возвращался к "автопортрету", снова и снова вглядываясь во вздутые яростью