"Роман Подольный. Скрипка для Эйнштейна" - читать интересную книгу автора

не прятала губ - за ответное признание. Он усадил меня на скамейку в
скверике, сел рядом, обнял и говорил, говорил, говорил. О своей любви. О
том, как давно он понял, что я для него - единственная женщина. О том, как
уже пять лет он ждал, когда я стану взрослой, как боялся, что он мне не
нравится, как еще больше боялся (он был до предела искренним), что сам в
кого-нибудь влюбится до потери сознания и женится, не дождется меня. А я
все молчала и молчала. Он встревожился. Снова заговорил о музыке.
- Не трону я ее, обещал же. А потом... - И он стал оправдывать самый
свой замысел. - Да пойми же, девочка, это действительно заговор. Чистые
звуки на самом деле не чистые. Все построения искусственны. Вас приучили
(только не меня) наслаждаться тем, от чего ваших дедушек мутило.
- Но то же ведь и с живописью, - тихо сказала я.
- В живописи бывает что-то похожее, но то, что там исключение, для
музыки - правило. Китайская музыка скучна французу, французская - китайцу.
Это подлинный заговор, обернувшийся и против самих заговорщиков, потому
что сами они во все верят. Ну, я ж их!..
- Что ты собираешься делать?
- Да просто предложу на радио свои записи. Найду, под каким предлогом.
Пропустят разок пленку перед микрофоном - и каюк.
- Но не все же услышат.
- Первый раз, конечно, не все. Да ведь с каждой передачей у меня будет
становиться асе больше сторонников. Выступлю с открытым забралом... хотя
нет, что я, я же тебе обещал... Ну, значит, останется на свете музыка -
для тебя, девочка. И вообще, раз я знаю, что могу все это сделать, так
делать уже и неинтересно. Хотя... ты не очень расстраивайся, но и
успокаивать не хочу. Раз я открыл этакую противомузыку, значит, и другие
могут. Впрочем... Стоит ли охранять то, что так легко уничтожить?
И он опять засмеялся! Ему было смешно...
Луна вышла из-за туч, стало очень светло, я видела его лицо. Гладкая
кожа щек кричала о здоровье, крупные белые зубы свидетельствовали о том
же. Ровно лежал великолепный пробор. Лоб выглядел так, будто его только
что выгладили, как парадную блузку. Ни тени сомнения не было в его
взгляде. Он был уверен, уварен на сто процентов во всем. В том, что может
уничтожить музыку. В том, что она достойна уничтожения. В том, что я то
люблю. Надо было его остановить. Чтобы самой с ним не согласиться.
- И ты считаешь, что добился того, чего хотел?
- Да. Я ж не завидую.
- Ты позавидовал хозяину дворца - и сжег этот дворец! Красиво!
- Но дворца-то и не было!
- Тогда ты должен был строить другой.
Я сама знала, как мало логики в этом утверждении. Но мне было не до
выбора слов. Я вспомнила один его разговор с моим братом.
- Ты ведь так и не узнал, почему Аристотель считал, что музыка
раскрывает суть вещей. Да что там! Ты даже не узнал, зачем Эйнштейн играл
на скрипке, почему это помогало ему думать.
- Ну, знаешь! Шиллеру помогал работать залах гнилых яблок. Привычка - и
все.
- Да? Тогда назови мне хоть одного глухого гения.
- Бетховен.
- С твоей точки зрения, композитор гением быть не может.