26.

Снаружи уже шел настоящий дождь. Не ливень, а устойчивый, надолго зарядивший дождь, от которого становится тоскливо на душе. В воздухе ощутимо похолодало. Такая вот ночь, подумал я, как нельзя лучше подходит для крушения нашего мира. Нет, не крушения - это чересчур драматично, - скорее замедленного падения. Именно такой ночью и должен осесть ослабленный, истощенный мир, не сознающий ни своей слабости, ни тем более ее причины, - осесть настолько плавно, что он даже не заметит своего падения и спохватится лишь тогда, когда будет разрушен полностью.

Я открыл перед Джой дверцу машины, но, прежде чем она успела сесть, быстро захлопнул ее.

- Я забыл, - объяснил я, - что там может быть бомба.

Она взглянула на меня и, подняв руку, отбросила упавшую на глаза прядь волос.

- Вряд ли, - возразила она. - Он ведь назначил тебе свидание. На завтра.

- А, пустая болтовня, - отмахнулся я. - Его манера придуриваться.

- Есть там бомба или нет, а я не пойду в город пешком. В такой поздний час, да еще под дождем. Раньше-то ее ведь не было.

- Дай-ка я сяду в машину и заведу мотор. А ты отойди подальше.

- Нет уж, - решительно сказала она, протянула руку и распахнула дверцу.

Я обошел машину, сел за руль. Повернул ключ, и мотор завелся.

- Вот видишь! - воскликнула Джой.

- Но она все-таки могла тут быть, - не сдавался я.

- Допустим. Но мы ведь не можем жить в вечном страхе перед этой бомбой, - сказала она. - Если они захотят нас убить, в их распоряжении миллион других способов лишить нас жизни.

- Они убили Стирлинга. И вероятно, не его одного. На мою жизнь они уже покушались дважды.

- И оба раза неудачно, - напомнила она. - Мне почему-то кажется, что они больше на это не пойдут.

- Интуиция?

- Паркер, они ведь тоже могут обладать интуицией.

- А при чем тут их интуиция?

- Ни при чем. В общем-то я имела в виду другое. Я хотела сказать, что, сколько бы они ни изучали нас, как бы в интересах дела ни старались на нас походить, они никогда не научатся мыслить, как мы.

- Поэтому ты считаешь, что после двух неудачных покушений на чью-либо жизнь они должны оставить этого человека в покое, верно?

- Не совсем, хотя такое тоже возможно. Во всяком случае, они никогда не прибегнут к одному и тому же методу дважды.

- Значит, впредь я могу не опасаться бомб, капканов и засад в стенном шкафу.

- Возможно, они суеверны, - продолжала она. - А может, таков их образ мышления. Или их логика, о которой мы не имеем ни малейшего представления.

Я понял, что она все время только об этом и думала, пытаясь разложить все по полочкам. Ее хорошенькая головка была наполнена всевозможными предположениями и догадками и непрерывно перемалывала немногие известные нам реальные или кажущиеся факты. Но для нас это темный лес, подумал я. Мы слишком мало знали, чтобы по-настоящему в этом разобраться. С человеческим складом мышления нечего и пытаться думать за пришельцев, когда не знаешь, как именно они мыслят. И даже если бы это было известно, нет никакой гарантии, что процесс человеческого мышления можно втиснуть в чуждое ему русло.

Джой подошла к этому с другого конца. По ее словам, пришельцы, как бы они к этому ни стремились, никогда не смогут мыслить по-человечески. Но при этом у них было куда больше шансов мыслить по-нашему, чем у нас - мыслить как они. Они ведь изучали нас - одному богу ведомо, как долго. И их было много; сколько - этого тоже никто не знал. А что, если я заблуждаюсь? А вдруг на Земле только один пришелец, раздробленный на отдельные элементы - каждый размером с кегельный шар, - так что одно-единственное существо способно быть одновременно в нескольких местах и нескольких обличьях?

Но даже если это самостоятельные индивидуумы, если каждый кегельный шар представляет собой отдельную особь, между ними существует такая тесная связь, о которой людям не приходится и мечтать. Ведь для того чтобы, скажем, создать одно существо, подобное Этвуду или той девушке, с которой я повстречался в баре, потребовалось множество таких шаров: чтобы соорудить подобие человека, они должны объединиться в большие группы. И вот, принимая облик человека или какого-нибудь предмета, они действуют как одно целое; именно при таких обстоятельствах они фактически превращаются в единый организм.

Миновав последнюю улицу студенческого городка, мы выехали на пустынную Университетскую авеню, и я повернул к городу.

- Куда теперь? - спросил я.

- Только не ко мне, - проговорила Джой. - А вдруг они все еще там.

Я кивнул, прекрасно понимая, что она чувствует. И мысленно вернулся к тем тварям, которые шныряли в ее дворе. Что это было такое? Имитация какой-нибудь свирепой зверюги, обитающей на неведомой далекой планете? А может, целая кунсткамера чудовищ, и не с одной планеты, а с нескольких. Богатый ассортимент омерзительных форм жизни, возможно созданных скорее для устрашения, чем с целью нанести реальный ущерб. Или их использовали как приманку, чтобы собрать нас троих - Джой, Пса и меня - в одном месте. Но если они собирались всех нас убить, они на этот раз снова просчитались.

Пес вроде бы что-то говорил о нерешительности кегельных шаров, о том, что они никогда не проявляют достаточной настойчивости, ограничиваясь полумерами. Я попытался вспомнить, что конкретно он тогда сказал, но память мою застлало туманом. Она перенасытилась событиями. И еще меня занимало таинственное исчезновение Пса.

- Паркер, - сказала Джой, - нам необходимо немного отдохнуть. Мы должны найти какое-нибудь сухое помещение и хоть часок соснуть.

- Угу, - согласился я. - Я сам об этом подумываю. Моя квартира…

- Твоя квартира отпадает. Она сейчас ничуть не лучше моего дома. Хорошо бы найти какой-нибудь мотель.

- Джой, у меня в кармане каких-нибудь один-два доллара. Я забыл зайти за чеком.

- А мой уже обращен в наличность, - сказала она. - Так что я при деньгах.

- Джой…

- Да, да понятно. Оставь это. Все нормально.

Мы продолжали наш путь по Университетской авеню.

- Который час? - спросил я.

Она подставила запястье под свет, падающий с приборного щитка.

- Около четырех, - ответила она.

- Ну и ночка, - обронил я.

Она устало откинулась на спинку сиденья и повернула ко мне лицо.

- Не говори, - подхватила она. - Взлетела на воздух одна машина с каким-то бедолагой - слава богу, что это был не ты; убит один друг, убит каким-то таинственным существом с другой планеты, и на его теле не обнаружено никаких следов насилия; ко всем чертям полетела репутация одной девицы, которая так хочет спать, что готова улечься где угодно…

- Да будет тебе, - прервал я.

Я свернул с авеню.

- Куда сейчас, Паркер?

- В редакцию. Мне нужно заказать телефонный разговор. Междугородный. С равным успехом его может оплатить и газета.

- Разговор с Вашингтоном?

Я кивнул.

- С сенатором Роджером Хиллом. Пора уже с ним поговорить.

- В такой ранний час?

- Роджу можно звонить в любое время. Он ведь слуга народа, не так ли? Во всяком случае, он заявляет об этом во всеуслышание. Во время предвыборной кампании. А стране - всей этой проклятой стране сейчас позарез необходим человек, посвятивший себя служению народу.

- За этот звонок он тебя не погладит по головке.

- А я на это и не рассчитываю.

Я остановил машину у обочины напротив темного здания редакции. Там лишь слабо светились окна третьего этажа и печатного цеха, который располагался на первом.

- Пойдешь со мной?

- Нет, - ответила она. - Я останусь. Запру дверцы и подожду тебя здесь. Заодно прослежу, чтобы не заминировали машину.