"Николай Михайлович Почивалин. Летят наши годы (Роман)" - читать интересную книгу автора

вызвала. Рассказ о наших сверстниках, которых время свело когда-то под
крышей 10-го класса "А" и затем разбросало по разным концам страны.
Рассказ без добавлений и приукрашиваний - с хорошим и плохим, с большим и
малым, с веселым и грустным, как все это испокон веков собирается под
одним сводом, имя которому - жизнь...
Но продолжу по порядку.
Я несколько раз щелкаю в прихожей выключателем - он у нас что-то
капризничает, Юрий знакомится с моими домочадцами, снимает плащ. В
коричневом хорошо сшитом костюме, в белой сорочке и коричневом - в тон
костюму - галстуке он кажется сейчас еще крупнее.
- Проходи, проходи, - тяну я его за руку.
- Подожди. - Юрка щелкает выключателем раз, другой, хмыкает. Хозяин!
Давай отвертку.
- Да брось ты, идем.
- Давай, говорю, отвертку.
Повесив пиджак, Юрка поддергивает рукава сорочки, ловко вывинчивает
шурупы.
- И не стыдно? - шепотом корит меня жена. - Безрукий совсем...
- Теперь порядок, - удовлетворенно объявляет Юрка; свет в прихожей
дважды подряд загорается и гаснет.
Потом мы обедаем и, обманывая самих себя, шумно пьем коньяк, на две
трети разбавленный минеральной водой: оба мы сердечники; Юрий отказался и
от табака и сейчас украдкой втягивает широкими ноздрями жидкий дымок
фильтрованных сигарет.
Ты хоть расскажи, где работаешь, кем, кто ты? - прошу я.
- Хм, сложный вопрос. Как бы тебе на него лучше ответить? - Юрка
пытливо глядит на меня. - Работаю главным конструктором. Довольно далеко
отсюда... Делаем вещи, которые, говоря фигурально, помогают тебе спокойно
писать... - Словно извиняясь, приятель разводит рукой. - Все, дружище.
- Ну и шут с тобой! - как можно равнодушнее говорю я, в душе
определенно досадуя: это всегда так заманчиво узнать о том, чего знать не
полагается.
Все это, так сказать, подступы к главному разговору, который мы, не
сговариваясь, приберегаем под конец.
- Выкладывай, кого из наших встречал? - спрашивает Юрий.
И вот мы отправляемся в увлекательное путешествие по собственной
юности, с завидной легкостью пробегая туда и обратно по светлым мостам
протяженностью в двадцать лет. Худощавые, подвижные, озорные, мы стоим у
черной классной доски, танцуем старинные вальсы на новогоднем вечере,
азартно спорим на комсомольских собраниях, а потом, взявшись за руки, всем
десятым "А" идем бродить по ночному Кузнецку. Украдкой касаемся теплых
локотков наших юных подружек, которые никогда не станут нашими женами;
струятся в майском небе загадочные звезды, звенят в гулком весеннем
воздухе незримые крылья наших помыслов и надежд...
- Стоп, стоп! - останавливается Юрий. - Фотография цела?
- Что за дурацкий вопрос! Конечно.
- Тащи сюда.
Отодвинув закуски и рюмки, мы кладем на стол большую, пожелтевшую по
краям фотографию и, стукаясь лбами, начинаем разглядывать ее.
Фотограф расставил нас в четыре яруса. Позади стоят самые рослые