"Эдгар Алан По. Система доктора Смоля и профессора Перро" - читать интересную книгу автора

Не успел он произнести эти слова, как под окнами раздались громкие
крики и проклятия; и сразу же стало ясно, что какие-то люди снаружи пытаются
ворваться в комнату. В дверь чем-то колотили, по-видимому кувалдой, а ставни
кто-то неистово тряс, стараясь сорвать.
Поднялась ужасная сумятица. М-сье Майяр, к моему крайнему изумлению,
юркнул за буфет. Я ожидал от него большего самообладании. Оркестранты,
которые вот уже с четверть часа были, по-видимому, слишком пьяны, чтобы
заниматься своим делом, все разом вскочили на ноги, бросились к инструментам
и, вскарабкавшись на свой стол, дружно заиграли "Янки Дудл" {6*}, исполнив
его на фоне всего этого шума и гама, может быть, не совсем точно, но зато с
воодушевлением сверхъестественным.
Тем временем на главный обеденный стол вскочил, опрокидывая бутылки и
стаканы, тот самый господин, которого недавно с таким трудом удалось
удержать от этого поступка. Устроившись поудобнее, он начал произносить
речь, и она, несомненно, оказалась бы блестящей, если бы только была
малейшая возможность ее услышать. В ту же минуту человек, питавший
пристрастие к волчкам, принялся с неисчерпаемой энергией кружиться по
комнате, вытянув руки под прямым углом к туловищу, так что он, и правда, в
точности походил на волчок и сшибал с ног всех, кто попадался ему на пути. А
тут еще, услышав бешеное хлопанье пробки и шипение шампанского, я обнаружил
в конце концов, что оно исходит от того субъекта, который во время обеда
изображал бутылку этого благородного напитка. Затем и человек-лягушка
принялся квакать с таким усердием, как будто от каждого издаваемого им звука
зависело спасение его души. Вдобавок ко всему, над этой дикой какофонией
раздавался неумолкающий рев осла. Что касается моей старой приятельницы
мадам Жуаез, то мне было от души жаль бедняжку, до того она была потрясена:
она стояла в углу у камина и беспрерывно кукарекала во весь голос
"Ку-ка-ре-е-е-ку-у-у-у!"
И тут события достигли, так сказать, кульминационного пункта, наступила
развязка драмы. Поскольку, не считая криков, воя и кукареканья, никакого
сопротивления натиску снаружи оказано не было, то очень скоро все десять
окон вылетели почти одновременно. Мне никогда не забыть того чувства
изумления и ужаса, с которым я глядел, как, прыгая в эти окна, обрушиваясь
вниз и смешиваясь с нами pele-mele {Беспорядочно, в одну кучу (франц.).},
колотя по чем попало, лягаясь, царапаясь и истошно вопя, в зал ворвалась
целая армия каких-то существ, которых я принял за шимпанзе, орангутангов или
громадных черных бабуинов {7*} с мыса Доброй Надежды.
Я получил страшный удар, и, скатившись под диван, лежал не шевелясь.
Пробыв в таком положении больше часа, на протяжении которого я
внимательнейшим образом прислушивался к тому, что происходило в комнате, я
дождался благоприятного завершения этой трагедии. Оказалось, что м-сье
Майяр, излагая мне историю сумасшедшего, который подговорил своих товарищей
взбунтоваться, просто-напросто рассказывал о своих собственных подвигах.
Года два-три тому назад этот джентльмен действительно был главным врачом
этой лечебницы, но сам помешался и превратился, таким образом, в пациента.
Мой попутчик, который меня представил, ничего об этом не знал. Захватив
врасплох надзирателей (их было десять человек), сумасшедшие прежде всего как
следует вымазали их смолой, потом старательно вываляли в перьях и наконец
заперли в подвале, в изоляторах. Так они пробыли в заключении больше месяца,
и все это время м-сье Майяр благородно снабжал их не только смолой и перьями