"Эдгар Алан По. Домик Лэндора" - читать интересную книгу автора

футов; и, как я упоминал, долина в этом месте была не шире пятидесяти футов;
но, по мере движения к югу, путник находил справа и слева склоны менее
высокие, менее крутые и менее скалистые. Одним словом, от севера к югу все
понижалось и сглаживалось; но при этом всю долину, за исключением двух мест,
окружали возвышенности. Об одном из этих мест я уже говорил. Оно было
расположено на северо-западе и там, как я ранее описывал, заходящее солнце
устремлялось в амфитеатр сквозь глубокую расселину в граните; эта трещина,
если можно судить на глаз, в самом широком месте расходилась на десять
ярдов. Видимо, она образовывала естественный коридор, ведущий к незнакомым
горам и чащам. Другой выход находился точно на юге долины. Здесь в целом
склоны были едва заметны, простираясь с востока к западу примерно на сто
пятьдесят ярдов. В середине находилось углубление на одном уровне с долиною.
Что до растительности, то она, как и все здесь, смягчалась и сглаживалась к
югу. На севере - под утесистым обрывом - в нескольких шагах от края -
вздымались великолепные стволы каштанов, ореховых деревьев, а кое-где -
дубов; и крепкие горизонтальные ветви, особенно у ореховых деревьев,
простирались далеко за край обрыва. Продвигаясь к югу, путешественник
вначале видел такие же деревья, но менее высокие и не столь похожие на
деревья с полотен Сальватора {1*}; потом он замечал и менее суровый вяз, а
за ним - белую акацию и сассафрас {2*}; их сменяли еще более мягкие по
очертаниям липа, красноцвет, катальпа {3*} и клен, а их - еще более
грациозные и скромные породы. Южный выход полностью оброс диким кустарником,
среди которого лишь изредка попадались белые тополя или серебристые ивы. На
дне самой долины (следует помнить, что растительность, о которой шла речь,
находилась только на склонах и на утесах) видны были три одиноких дерева.
Одно из них, вяз, большой и стройный; он стерег южные врата долины. Другое -
ореховое дерево, гораздо выше вяза, хотя оба они были весьма красивы; оно
как бы опекало северо-западный вход, вздымаясь из груды камней в самом зеве
ущелья и простирая свой стройный стан почти под углом в сорок пять градусов
далеко в освещенный солнцем амфитеатр. А примерно в тридцати ярдах к востоку
от этого дерева видна была краса долины, вне всякого сомнения, самое
великолепное дерево изо всех, что я видел, если, пожалуй, не считать
итчиатуканских кипарисов. Это было трехствольное тюльпанное дерево -
Liriodendron Tulipiferum - семейства магнолиевых. Три ствола начинали едва
заметно расходиться на высоте около трех футов от земли и отстояли друг от
друга не более, нежели на четыре фута в том месте, где самый большой из
стволов зеленел листвою, то есть на высоте футов в восемьдесят. Ничто не
превзошло бы красотою форму дерева или глянцевитую, яркую зелень его
листьев. Шириною они насчитывали целых восемь дюймов; но красоту их
полностью затмевало пышное великолепие многоизобильных цветов. Вообразите
себе миллион огромных, роскошнейших тюльпанов! Только так читатель и сможет
составить хоть какое-нибудь представление о картине, про которую я хотел бы
рассказать. Добавьте к этому горделивую стройность гладких колоннообразных
стволов, из которых самые большие доходили до четырех футов в диаметре и
возвышались на двадцать футов от земли. Бесчисленные цветы, смешиваясь с
цветами других деревьев, едва ли менее красивых, но бесконечно менее
величественных, наполняли долину ароматом, превосходящим все арабские
благовония {4*}.
Долина была покрыта травою, такой же, что и на дороге, но, быть может,
еще более восхитительно мягкою, густою, бархатистою и чудесно зеленою.