"Эдгар Аллан По. Трагическое положение. Коса времени" - читать интересную книгу автора

таинственных частей часового механизма, а сквозь отверстие шел
от этого механизма железный стержень. Между колесами и стеной
едва можно было протиснуться - но я была исполнена отчаянной
решимости и упорствовала в своем намерении. Я подозвала Помпея.

- Видишь это отверстие, Помпей? Я хочу оттуда выглянуть. Стань
прямо под пим, вот здесь. Теперь вытяни руку, и я на нее встану,
вот так. А теперь другую руку, Помпей, и я влезу тебе па плечи.

Он сделал все, чего я хотела, и, когда я выпрямилась, оказалось,
что я легко могу просунуть в проем голову и шею. Вид открывался
дивный. Ничто не могло быть великолепнее. Я только велела Диане
вести себя смирно, а Помпея заверила, что буду его щадить и
постараюсь не слишком давить ему на плечи. Я сказала, что буду с
ним нежна- "осси тандр ке бифштекс" [Нежна, как бифштекс
(испорч. франц.)]. Проявив таким образом должное внимание к
моему верному другу, я с восторгом и упоением предалась
созерцанию пейзажа, столь услужливо представившегося моему
взору.

Впрочем, на эту тему я не буду распространяться. Я не стану
описывать город Эдинбург. Все побывали в Эдинбурге - древней
Эдине. Я ограничусь важнейшими подробностями собственных
злоключений. Удовлетворив отчасти свое любопытство относительно
размеров, расположения и общего вида города, я успела затем
оглядеть церковь, в которой находилась, и изящную архитектуру ее
колокольни. Я обнаружила, что отверстие, в которое я просунула
голову, находилось в циферблате гигантских часов и снизу должно
было казаться дырочкой для ключа, какие бывают у французских
карманных часов. Оно несомненно предназначалось для того, чтобы
часовой мастер мог просунуть руку и в случае надобности
перевести стрелку изнутри. Я с изумлением увидела также,
насколько велики эти стрелки, из которых более длинная имела в
длину не менее десяти футов, а в самом широком месте - около
девяти дюймов ширины. Стрелки были, как видно, из твердой стали,
и края их казались очень острыми. Заметив эти и некоторые другие
подробности, я снова обратила свой взор на великолепную
панораму, расстилавшуюся внизу, и погрузилась в ее созерцание.

Спустя несколько минут меня отвлек от этого голос Помпея,
который заявил, что дольше не может выдержать, и попросил, чтобы
я была так добра и слезла. Требование было неблагоразумным, и я
ему это высказала в довольно пространной речи. Он отвечал, но
явно не понимая моих мыслей по этому поводу. Тогда я
рассердилась и напрямик сказала ему, что он дурак, совершил
"игнорамус" и "клянчит"; что все его понятия - "инсоммари явис",
и слова не лучше - какие-то "аниманинаборы". Этим он,
по-видимому, удовлетворился, а я вернулась к созерцанию.

Через какие-нибудь полчаса после нашей словесной стычки, все еще