"Официантка" - читать интересную книгу автора (Натан Мелисса)

3

Теперь Кэти знала, что она хочет стать школьным психологом, однако сегодня она радовалась тому, что сейчас у нее есть работа, не требующая особой концентрации.

Ей было трудно сосредоточиться: она проигрывала в уме каждый нюанс разговора с Дэном и мысленно перебирала свой гардероб, планируя, что ей надеть на встречу с ним.

Каждый раз, когда дверь кафе открывалась, раздавался причудливый звук, похожий на вой кота, которому прищемили хвост, и входил очередной посетитель, Кэти испытывала странное разочарование. Кэти, казалось, ждала, что, когда она повернется, там, в дверях, в ореоле света и в сопровождении невесть откуда взявшегося аккомпанемента фанфар и хора, будет стоять Дэн. Их глаза встретятся, сердца взорвутся и так далее, и так далее. Это чувство преследовало ее целый день.

Она постоянно вспоминала какую-нибудь мелочь, которая касалась Дэна, — ямочку на щеке, которая появлялась, когда он улыбался; длинные ноги и плоский живот; бесспорное восхищение, светившееся у него в глазах, в то время как она чувствовала себя неуязвимой. Она так давно ждала его, что когда он внезапно появился — ба-бах! из ниоткуда, — это показалось скорее волшебством, чем совпадением.

Когда смена закончилась, Кэти и Сьюки отправились домой, жить своей жизнью, претворять в реальность мечты и смотреть, что показывают по телевизору. Вместе они дошли до Ашерман-Хиллс.

— Ну, и когда ты с ним встречаешься? — спросила Сьюки.

Кэти прикрыла глаза и сказала с почти детским ликованием:

— В воскресенье вечером.

— Интересно, — кивнув, резюмировала Сьюки, — в воскресенье. Ладно. Не слишком очевидно, но достаточно красноречиво.

Кэти принялась обдумывать слова подруги, как дегустатор, пробующий новое вино.

— Однажды меня пригласили на свидание в среду утром, — продолжила Сьюки, — не слишком хороший признак.

— А что случилось?

— Мне пришлось помогать его отцу в магазине.

— Сколько тебе было лет?

— Четырнадцать. Это случилось на летних каникулах.

— Думаю, это прелестно, — улыбнулась Кэти. — Он сделал это, чтобы познакомиться с тобой.

— А, — сказала Сьюки, — его-то как раз там и не было, только я и его отец. А он пошел кататься на скейтборде с друзьями.

Кэти хмыкнула и задумалась.

— Вообще-то, — сказала она в конце концов, — Дэн предложил субботу, но мне надо ехать к родителям в эти выходные, так что мне пришлось бы рано возвращаться со свидания. Поэтому нужно было выбирать — либо воскресенье, либо пришлось бы ждать до следующих выходных. Среди недели я слишком занята.

— Это полностью меняет дело, — сказала Сьюки. — Раз это был его последний шанс.

— Чудесно. Как думаешь, что мне надеть?

— Это неважно. Его больше интересует то, что под одеждой.

— И как же мне это сделать наиболее привлекательным?

— Разденься.

Они расстались возле дома.

— Что ты собираешься делать сегодня днем? — спросила Сьюки, надевая свои старые, выцветшие перчатки.

— Переписывать резюме, — ответила Кэти, пытаясь отогреть дыханием руки. — Надеюсь, я смогу заставить Джона помочь мне. А у тебя сегодня есть собеседования?

— Нет. Иду встречаться со своим агентом.

— Почему?

— Потому что кажется, что у меня еще не слишком паршивое настроение. И до депрессии далеко.

Они пожелали друг другу всего хорошего и на том распрощались.

Двадцать минут спустя Кэти открыла дверь своей квартиры, вытащила почту и повела носом, принюхиваясь, чтобы понять, что делал Джон сегодня — хорошо поработал или же все еще спал после ночной смены в баре. Если он был в форме, Кэти имела хороший шанс получить первоклассную помощь в составлении нового резюме.

Она постучалась в дверь писателя и, услышав невнятное приветствие, приоткрыла ее и просунула голову внутрь. Джон сидел у своего ноутбука, одетый в пижаму, и, возможно, писал свой новый роман.

— Хочешь кофе? — спросила она.

Черные глаза Джона взглянули на нее сквозь стекла очков.

— Привет, — сказал он, — рано вернулась с работы?

— Нет, Джон, уже три часа. Дети возвращаются из школы. Солнце скоро зайдет. Пожалуйста, постирай свою пижаму.

Он потянулся, широко зевнул, и Кэти вошла в комнату.

— Я не буду ничего делать, пока ты не сходишь в душ, — заявила она. — Когда ты приведешь себя в порядок, я приготовлю тебе тост из белого хлеба с шоколадом.

— Хорошо, ты победила, — улыбнулся Джон. — Я и так уже хотел заканчивать на сегодня. Это будет прекрасная книга, несмотря на то, что я сам об этом говорю.

— Отлично! — Девушка почувствовала тепло во всем теле. Все было хорошо, книга Джона получится замечательной, Кэти станет школьным психологом, и Дэн есть в этом мире.

— Ты работаешь сегодня ночью? — спросила она. Джон посмотрел на часы:

— Да, но намного позже. У меня есть время до полуночи.

— Ты не поможешь мне с резюме?

— И кем ты хочешь быть на этот раз? — усмехнулся Джон.

— Школьным психологом.

Она видела, как пришли в движение шестеренки в его мозгу.

— Почему бы и нет? — усмехнулся он наконец. — Чувствую себя креативным.

В это время Сьюки все еще ехала в автобусе. Поездка заняла гораздо больше времени, чем она рассчитывала. На каждой остановке находился очередной старичок или старушка, которые чинно и неторопливо вносили в автобус свою персону и покупки. Водитель принадлежал к типу водителей, которые считали, что вносят неоценимый вклад в мировую экономику, ожидая каждого пассажира.

Сьюки старалась не обращать на это внимания. Она была вполне уверена, что это не стоит нервов, но глубоко внутри копилось раздражение. Эта агонизирующе-медленная поездка была последней каплей, она перечеркивала все то положительное, что удалось отыскать Сьюки в собственной душе, чтобы не утонуть окончательно в волне негатива. А именно такие не слишком приятные эмоции вызывала у нее теперь собственная карьера.

Она была живым дышащим клише: безработная актриса, подрабатывающая официанткой. Как же с ней это случилось? Большинство людей, по крайней мере, уезжали в Лос-Анджелес, чтобы подвергнуться такому унижению, она же не сделала даже этого. Сьюки подышала на стекло и потерла его рукой. Она прислонилась лбом к холодному стеклу и смотрела на мелькавшие мимо магазины до тех пор, пока глаза ее не закрылись.

Когда-то давно казалось, что она станет одной из тех, кому улыбнулась удача. Она сразу вошла в суматошную жизнь колледжа драматического искусства. Это не был Вест Энд, но у нее была оплачиваемая работа. Она получила преимущество, найдя первую работу, и ее агент часто названивала ей насчет проб. Не так давно она была постоянно в струе. А потом в какой-то момент все затихло. Чтобы поддерживать себя, она устроилась официанткой. Период неудач закончился, и она стала получать роли в крупных театрах, регулярно появляться на сцене. А в «периоды отдыха» снова работала официанткой — надежные деньги, хорошие чаевые, и вдобавок так Сьюки не рисковала разрушить свой подъем по карьерной лестнице, спускаясь на одну-две ступеньки вниз — соглашаясь на маленькие роли. Но на третий год такой жизни все уже было не так стабильно. Это оказался плохой год для актрис: несколько театров закрылись, а другие, по несчастливому стечению обстоятельств, ставили пьесы, в которых было всего несколько, а то и не было вовсе женских ролей.

Сьюки поняла, что с ней что-то не так, когда обнаружила, что если актеры плохо играли, она не могла больше смотреть телевизор, обуреваемая желанием бросить в него что-нибудь. Это случилось тогда, когда она и ее агент решили, что пора сменить тактику. Они представят ее заново. Она станет телевизионной актрисой вместо театральной. А потом, сделав себе имя, она сможет вернуться к своей первой любви совершенно спокойно. Однако Сьюки боялась, что это не сработает, и иногда не могла спокойно смотреть телевизор, опасаясь, что может разбить его к чертям.

Автобусное путешествие наконец закончилось. Сьюки вскочила и нажала на кнопку «выход».

В тот момент, когда она свернула на улицу, где находился офис ее агента, она почувствовала себя гораздо лучше, спокойнее. Большая красная дверь звала ее как маяк надежды. Сьюки понимала, что могла позвонить, но предпочитала увидеться с Гретой лицом к лицу. Она должна была удостовериться, что хотя бы короткое мгновение Грета разговаривает именно с ней и думает именно о ней.

Когда она вошла внутрь, ее попросили подождать, но, в конечном счете, ее все же пригласили в самый большой офис.

— Сьюки! — Грета встретила ее с распростертыми объятиями.

— Грета! — Сьюки почти подбежала к ней.

Грета вышла из-за стола, в великолепном шерстяном ярко-красном костюме-двойке, подходящем к цвету ее волос, и прижала Сьюки к груди, как заблудшую дочь. Сьюки боролась со слезами.

— Как поживает моя Вивьен Ли? — подмигнула Грета.

— Хорошо, — вздохнула Сьюки.

Грета отпустила ее, снова села за стол и набрала секретаршу.

— Два кофе, моя дорогая, крепкий и сладкий.

Она снова подмигнула Сьюки и открыла окно за ее спиной.

— Давай дадим комнате подышать, — и снова села за свой стол, заваленный грудами резюме и горой ненужных сценариев, из-за которых Грету едва было видно.

Сьюки присела на краешек кожаного кресла:

— Я просто проходила мимо и подумала, что, может быть, есть что-то, о чем мне надо знать, или…

Зазвонил телефон. Грета взмахнула рукой в воздухе, прекращая все разговоры, и подняла трубку.

— Грета. Пауза.

— Дорогая!

Сьюки сидела и смотрела. По мере того как до нее доносились обрывки разговора («у меня только мальчик», «не обращая внимания на его акцент», «изумительный Ромео»), она размышляла о том, каково быть Гретиным единственным клиентом. Иногда она чувствовала себя одним из сотен младенцев в приюте, в который Грета пришла искать «того единственного» ребенка. Это объясняло тот факт, что в Гретином кресле Сьюки часто охватывало раздражение. Пока агент издавала соответствующие ситуации возгласы по телефону, ее секретарша принесла кофе и бисквиты. Сьюки проигнорировала бисквиты — она была красивой и ухоженной актрисой, и поправляться ей категорически запрещалось. Она без энтузиазма сделала глоток кофе. После того как она целыми днями подавала различный кофе с горячим молоком, ее выводил из себя кофе с холодным молоком.

Грета закончила разговаривать по телефону, когда Сьюки уже допивала кофе.

— Новый национальный проект, — объяснила она, — фильм об эсминце «Элдридж».

Сьюки нетерпеливо подалась вперед с жадным выражением на лице, свойственным беспризорнику.

Грета мило улыбнулась ей, что почти равнялось еще одному объятию.

— Дорогая, — пропела она, — это не для тебя.

— Почему?

— Потому что им нужен тридцатилетний чернокожий парень. Верь мне. Я знаю, что делаю.

Сьюки попыталась улыбнуться.

— Так-так, неужели я вижу отчаяние на этом милом, как у Греты Гарбо, личике?

— Я ведь уже два месяца без работы, — тихо сказала Сьюки. — А скоро Рождество.

— Я знаю, дорогая моя, я знаю.

— Раньше я работала больше.

— Дорогая, — сказала Грета, явно готовясь произнести речь, — я никогда не видела Беатрис лучше твоей. Столько страсти, столько огня! А твоя Титания в Театре на открытом воздухе — изящнее не придумаешь. И твоя Розалинда — столько чувственности, столько юмора. Я не могу дождаться запроса из Национального театра, что они ставят «Макбета» и ищут его леди. Ты — следующая Джуди Денч, моя дорогая. Ты. Стоишь. На. Великом. Пути. Сьюки проглотила все это.

— Проблема в том, любовь моя, — продолжала Грета, смягчая тон, — что тебе нужно научиться передавать это по желанию режиссера.

— Что ты имеешь в виду?

Грета подошла и села рядом со Сьюки на кресле, взяла ее руку в свои и положила себе на маленькое колено.

— Телевизионные режиссеры отличаются от театральных.

— Я знаю.

— Сейчас очень много молодых телережиссеров, которые не считают Джуди Денч королевой Викторией. Они считают британской классикой Доктора By. И, в отличие от театра, они не дадут тебе шанса блеснуть, потому что, Господь, благослови их, они не знают как. Они думают, что если они захватят твою кассету, они захватят твою душу.

— Грета, просто скажи мне, что делать. Грета глубоко вздохнула и начала.

— Пробы — это не то время, когда надо быть самой собой, — медленно сказала она, — это время, когда нужно быть тем, кем они хотят тебя видеть. — Она закрыла глаза. — Забудь о том, кто ты есть на самом деле. Дай Музе овладеть собой. — Грета снова открыла глаза и посмотрела на Сьюки. — Начинай играть еще до того, как откроешь дверь.

— Но я думала, что…

— Они говорят «снято» еще до того, как ты вошла в комнату.

Грета издала трагический вздох кинозвезды, и Сьюки подумала, что в ее агенте погибла хорошая актриса.

— Моя дорогая, — снова начала Грета, — первое впечатление имеет самое большое значение, особенно в этом бизнесе. Это факт.

— Ты имеешь в виду, что мне надо строить из себя то, чем я на самом деле не являюсь, — послушно повторила Сьюки.

Грета драматически вздрогнула:

— Я имею в виду «играть».

— Лгать.

Грета прижала руки к сердцу:

— Вживайся в роль прежде, чем получишь ее.

— Выдать себя за старого патологоанатома, прежде чем войду?

— Да.

— Выдать себя за настоящую викторианскую певицу-лесбиянку?

— Да, хорошо.

— Они идиоты.

— ДА! Вот теперь мы подбираемся к сути.

Сьюки скривилась.

— Дорогая, — еще одно пожатие руки, — ты должна переосмыслить свое понимание лжи, а я просмотрю еще несколько из присланных мне сценариев, имея тебя в виду. И буду надеяться, что теперь ты знаешь, что на пробах нужно быть не менее восхитительной, чем на сцене.

— Договорились, — твердо сказала Сьюки.

— Вот и ладно, моя дорогая.

— Я могу сделать это.

— Я в этом не сомневаюсь. Сьюки кивнула.

— Кстати, — сказала Грета, возвращаясь к своему столу? — у меня есть чудесное прослушивание сегодня в пять часов. Озвучивание рекламы «Анусола»[1] на «Эссекс радио». И на нем стоит твое имя.

Пока Джон мельком проглядывал ее предыдущее резюме, Кэти стояла у принтера, смотрела на появляющееся оттуда новое и думала о Дэне.

— А это старое было для чего? — спросил Джон. — Я забыл.

— Учительница. Это было глупо.

— А до этого?

— Кинорежиссер. — Она рассмеялась.

— А до этого?

— Кажется, дантист, — задумалась Кэти и фыркнула: — Бред.

— А еще раньше?

— Не помню. — Кэти удобно устроилась на его кровати. Джон пристально посмотрел на нее.

— Что? — нетерпеливо спросила она. Он пожал плечами:

— Да так… Тебе не кажется, что ты просто тратишь наше время? Мы могли посмотреть фильм. У меня есть кассета.

— Ты сказал, что поможешь мне. — Кэти показала на его компьютер.

— Но ты все равно передумаешь в конце концов.

— Я не передумаю!

— Ты понимаешь, что папка с твоими резюме на моем компьютере почти такая же, как и моя книга? Две великие литературные работы.

— Спасибо, — рассмеялась Кэти, — но не у всех есть такое призвание, как у тебя.

— Хм.

— Мистер Замученный писатель.

— Ладно. Я понял.

Они несколько минут молчали, прежде чем Джон заговорил:

— Я не знаю, что буду делать, если не найду агента.

— Ты найдешь, это всего лишь вопрос времени.

Джон опустил голову.

— Ты найдешь, — настаивала Кэти, — они будут сами искать тебя, когда прочитают три главы твоей книги.

— Да, а потом я не пойду на встречу с ними, потому что побоюсь разлить кофе, или слишком громко засмеяться, или просто… я не знаю… случайно загореться…

— Тебе просто надо немного потренироваться вести себя уверенно.

— Мне просто надо что?

— Возможно, тебе нужно перевоспитаться.

— О черт, — поднял на нее глаза Джон.

— Я имею в виду вот это. — Она подошла к нему, сняла с него очки, убрала с лица волосы, расстегнула верхнюю пуговицу на рубашке и поставила его перед зеркалом. — Что ты думаешь? — спросила она.

— Куда это все исчезло? — искоса глядя на нее, пробурчал Джон.

Она снова надела на него очки.

— Имидж — это все, Джон! Контактные линзы, новая прическа, путешествие в магазин — и у тебя есть агент.

— И потом можно проливать кофе и слишком громко смеяться?

Она показала на его отражение в зеркале.

— Да, но это не будет иметь значения, потому что ты будешь прекрасно выглядеть. — Кэти говорила убедительно, но Джон лишь пожал плечами. — Ладно. Давай закончим составлять мое резюме, а потом я смогу пойти в библиотеку и посмотреть университетские проспекты.

— Или посмотреть фильм.

— Или посмотреть фильм.

В тот вечер студент и посудомойщик в «Кафе» Мэтт сидел в своей спальне, глядя на учебник французского. Его школьный советник сказал ему, что этот период его жизни, возможно, будет самым тяжелым, и, как теперь Мэтта осенило, слово «возможно» означало только одно — лучше, чем сейчас, уже не будет.

По правде говоря, дело было в том, что Мэтт не знал, по какому поводу депрессировать в первую очередь: из-за непредсказуемости экзаменационных вопросов, предсказуемости акне, превращения в пригородника или собственной девственности, которая грозила стать скорее жизненным фактом, чем фазой в жизни, из которой он вырастет.

И это были только несколько его любимых тем для размышлений. Глобальное потепление, риск быть несправедливо осужденным за убийство, риск сгореть заживо, непослушные волосы — вот некоторые другие. А еще тот факт, что его тело (которое раньше его вполне устраивало, а теперь превратилось во врага, способного ударить в спину), похоже, было недовольно тем, что оно всего шесть футов в высоту. Это делало Мэтта всего лишь самым высоким в колледже. И тот факт, что все его друзья, казалось, «делают это» с тех пор, как им исполнилось двенадцать… И тот милый факт, что его мать имела очаровательную привычку задавать его друзьям вопросы, такие как, например: «Мальчики, просветите меня, что такое золотой душ?». Впрочем, это были, можно сказать, мелочи. По дороге домой из «Кафе» он осознал, что если бы его сегодня убили, он, по идее, умер бы девственником.

Сейчас темнело рано — в середине дня воцарялись сумерки, и Мэтт смотрел в окно своей спальни на шелковую красную змейку заката в рамке алюминиево-серого неба. На несколько секунд он почувствовал какое-то тихое удовлетворение. В такие моменты он верил, что он всего лишь еще один нормальный тинейджер и все в его жизни будет прекрасно. Его тело перестанет тянуться вверх, а остальные парни подрастут, у матери пропадет голос, а волосы станут послушными. Но солнце достаточно быстро село, а Мэтт снова оказался в своей комнате с учебником французского на коленях. Он все еще смотрел на сине-черное небо, когда услышал, как мать зовет его ужинать. Он выключил лампу, закрыл книгу и спустился вниз по лестнице.

В пятницу утром Кэти была в таком нервно-восторженном состоянии от предстоящей в воскресенье встречи с Дэном, что почти не могла есть. Она собиралась провести уикенд с родителями в Глоссопе, Дербишир, но рассчитывала вернуться рано, чтобы успеть на свидание. Обычно она ездила на поезде, но, поскольку сейчас ей было дорого время, она собиралась поехать на машине.

Все что требовалось — это провести семь часов в адовом кафе, прежде чем начнется веселье.

Это была длинная неделя. Покупки на Рождество в Портерс Грин и на улицах недалеко от кафе. Две посетительницы чуть не подрались, когда одна из них узнала в своей соседке по столику ту самую особу, которая только что увела у нее из-под носа последнюю Барби на сноуборде. У всех было столько сумок с покупками, что тяжелые стулья «Кафе» и столы превратились в проблему, В среду Кэти намекнула Алеку, что было бы неплохо поставить парочку комфортных диванов у окон, но он так посмотрел на нее, будто она предложила ему станцевать голышом. Кэти хотела проявить настойчивость, но ей нужно было обслужить несколько столиков.

Во вторник погода изменилась, и теперь с утра до вечера шел дождь. Зонты стояли на полу, сушились на радиаторах, струйки воды попадали в кофеварку. Люди скользили по лужам на полу, на стульях кафе висели мокрые плащи. Большинство клиентов курили, и дым сигарет висел в воздухе. Более того, никто не хотел оставаться в кафе слишком долго, что означало, что клиенты желали быстрого обслуживания. Это было паршиво, так как клиентов стало в два раза больше, чем обычно, а число работников не изменилось. В среду утром Кэти предложила нанять помощников на неполную ставку на время Рождества. Алек спокойно выслушал ее, а потом сказал:

— Столик номер четыре ждет обслуживания.

В четверг у Кэти не было возможности пойти в туалет до послеобеденного времени. В «Кафе» был только один женский туалет, так что она стояла снаружи в коридоре, тихо вздрагивая при взгляде на уже сделавших у нее заказ клиентов, чьи лица становились все более сердитыми. Это было жесткое решение, но она решила, что лучше заставить их подождать, чем опозориться прямо перед ними.

Она приложила ухо к двери. Внутри она слышала резкий женский голос. Судя по всему — женщина разговаривала по телефону.

— Мне надо поговорить с тобой об игровой приставке, — услышала она.

Кэти начала переминаться с ноги на ногу. Кто-то использует туалет в качестве телефонной будки? Она снова взглянула на посетителей. Где-то там бродил Алек.

— Увидимся в школе позже, в любом случае, — говорил голос внутри кабины.

В конечном счете, Кэти решила, что пришла пора переходить к действиям. Одна дважды тихонько постучала в дверь.

Тишина.

— Кто там? — раздался голос. Кэти смутилась:

— Кэти. Повисла пауза.

— Что за Кэти?

Кэти моргнула. Потом посмотрела налево и направо:

— Симмондс. Еще одна пауза.

— Ну? — снова раздался голос. — Я говорю по телефону.

— Да, — сказала Кэти дверям, — я бы хотела воспользоваться туалетом.

— Дело в том, что я тоже в туалете, — нетерпеливо ответил голос.

А потом Кэти услышала, как голос сказал: «Слушай, я тебе перезвоню».

Когда леди вышла, Кэти попыталась улыбнуться. Это не сработало. Леди наградила ее таким взглядом, от которого бы закипела вода.

Кэти закрыла за собой дверь. Она была так счастлива усесться в тихой комнате, что закрыла глаза и отрешилась от шума, доносившегося снаружи. Ее тело болело настолько, что она не была уверена, что сможет снова встать. Она повертела головой, разминая шею.

Два громких стука в дверь заставили ее подпрыгнуть.

— Да? — откликнулась она.

— С тобой все в порядке? — донесся до нее голос Алека. — Я не хочу тебя беспокоить. Тебе не надо туда пару подушек? Или кровать?

Кэти напряглась. Она собиралась ответить, когда поняла, что глаза у нее на мокром месте. Она глубоко вдохнула, чтобы заставить голос не дрожать.

— Это ты, Кэти, не так ли? — Голос Алека внезапно стал менее резким.

— Сейчас проверю, — сухо ответила она, глядя на свои туфли.

Повисла пауза, но она знала, что Алек хмурится. Она закрыла глаза на целую минуту.

— Да, — наконец сказала она, — это я.

Повисла еще одна пауза. Интересно, Алек ее слышал?

— Я только что получил жалобу, молодая леди, — крикнул он.

— Хочешь войти? — теперь кричала она.

— Немедленно выходи. — Она знала, что теперь он возвращается в зал.

— Занято! — крикнула она дверям.

Она знала, что если задержится в туалете еще хоть на секунду, то просто расплачется, а это никому не поможет. Слава богу, она знала — так же как и Алек, — что у Алека не хватит смелости сделать ей выговор, когда между ними не будет закрытой двери. Она была права — выговора не последовало. Вместо этого он всякий раз, когда она проходила мимо, отпускал саркастические комментарии о работниках, проводящих свое рабочее время в туалете. В конце дня ей хотелось зарезать его.

В пятницу утром она была уничтожена. Потребовалось огромное усилие, чтобы встать с кровати, несмотря на то, что прошлым вечером она легла спать в девять часов. Со вчерашнего дня у нее болели колени, и утро не принесло облегчения.

В кафе она еле доплелась до кухни, чтобы присоединиться к Сьюки у кофеварки. Она с трудом протискивалась сквозь толпу мокрых и дрожащих пригородников, кутающихся в свои плащи и так втягивающих головы, что казалось, будто шеи они потеряли по дороге. Увидев опущенные плечи Сьюки и почувствовав общую атмосферу уныния и заторможенности, Кэти сделала вывод, что денек будет поганым. Впрочем, пока они не расстались со своими последними клиентами, ожидавшими электричку на 7.14 в Юстон, все было ничего. А потом Сьюки сказала:

— Ты видишь перед собой человека, который будет голосом рекламы «Анусола».

— Bay!

— На «Эссекс радио».

— Bay!

— Я только что узнала, что у меня есть работа. Поскольку я истратила все свои сбережения, я покончу жизнь самоубийством.

— Ой!

Сьюки посмотрела на клиентов.

— Возьмете сахар? — спросила она.

— Да, — кивнула женщина.

Сьюки повернулась за сахаром.

— Нет! — неожиданно крикнула женщина.

Сьюки вновь обернулась к клиентке:

— Да или нет?

Женщина сомневалась:

— Я не знаю.

Сьюки моргнула.

— А вы что думаете? — спросила женщина.

— Думаю, вы заслуживаете кусочек сахару, — быстро вмешалась Кэти, увидев, что лицо Сьюки в точности выражает то, что она думает.

— Да, — женщина повернулась к Кэти, — я была хорошей всю неделю.

— Тогда договорились, — сказала Кэти, беря сахар.

— Но мне завтра надо взвешиваться, — возразила женщина, — будет стыдно уничтожить всю работу, которую я проделала на этой неделе.

— Будет, — согласилась Кэти.

— Половину, — сказала женщина. Кэти не шелохнулась.

— Окончательный ответ?

— Окончательный, — уверенно кивнула женщина, — половинку кусочка сахара.

Кэти повиновалась. Когда женщина выходила из «Кафе» с черным кофе и половинкой куска сахара, Кэти тупо произнесла:

— Я знаю поименно весь кабинет.

Сьюки кивнула:

— Я — голос за кадром рекламы «Анусола» на «Эссекс радио».

Они немного постояли так, глядя на дождь.

В субботу днем Кэти забросила последний пакет в свою машину. Она не планировала ехать к родителям так поздно — вскоре должно было начать темнеть, — но, несмотря на то, что она ехала всего на одну ночь, искушение заполнить все три свободных сиденья багажом оказалось слишком сильным, а времени на упаковку ушло больше обычного. Упаковывать вещи она тоже начала позже, чем планировала, потому что позорно проспала и нуждалась в горячей ванне, чтобы заставить тело работать как положено. Только через сорок минут водных процедур она окончательно проснулась. Кэти выпила кофе и позвонила матери, чтобы сообщить, что опоздает. Путешествие должно было быть легким. Всего-то несколько часов езды, и она будет дома. Кэти упаковала свои диски, и теперь ей не терпелось пуститься в путь, мечтая о том, что уже завтра ее ожидает свидание с Дэном.