"Александр Плонский. О времени и о себе (Главы, не вошедшие в книгу "Прикосновение к вечности")" - читать интересную книгу автора

более чем трезво. Но, не касаясь таланта, скажу: призванием судьба меня не
обделила. Более того, она расщедрилась на своего рода "триптих", объединив
в моем призвании науку, литературу и преподавание.
Три грани призвания - какая из них главная? По-старшинству, безусловно,
наука.
Не отношу себя к большим учёным. Кое-что сделал, пожалуй, мог бы сделать
гораздо больше. Во всяком случае, было в моей жизни время, когда я,
подобно Архимеду, чувствовал себя способным перевернуть Землю - лишь бы
нашелся подходящий рычаг. До сих пор вспоминаю это мгновенно
промелькнувшее время с каким-то глупым умилением.
Тогда мне еще не исполнилось шестнадцати. Война занесла меня в Белозерск
Вологодской области.

Мутно-красная луна
Из-за туч едва мигает,
В Белом озере волна
Неприветливо седая...

Я лежал на протопленной печи в блаженном тепле и при свете коптилки решал
задачи, собираясь, во что бы то ни стало, сдать экстерном экзамены за
десятый класс. Голова была поразительно легкой и ясной. Все давалось
буквально с лёта. На меня вдруг снизошло высокое вдохновение! Февраль
сорок второго года, темень, вьюга... А жизнь кажется прекрасной, вера в
свои силы - необычайная! Словно ты не песчинка, влекомая ураганом войны, а
былинный богатырь Илья Муромец, которому отроду предназначены подвиги...
Но Землю я так и не перевернул, хотя в сорок лет стал доктором наук и
профессором.
Со второй гранью признания - литературой вышло вообще совсем не так, как
мечталось. Я жаждал успехов в литературе художественной, но о них до
далекой поры не было и речи: для этого не хватало ни таланта, ни
жизненного опыта. Я любил поэтическую музу, она меня - нисколько. И
рассчитывать на взаимность не приходилось. Жизненный опыт - дело наживное,
а вот талант... Перефразируя пословицу, можно сказать: в двадцать лет его
нет - и не будет! Увы, поэта из меня не получилось, хотя нанизывал
стихотворные строки я весьма бойко и рифмы придумывал отменные. Но поэзия,
оказывается, совсем не гладкопись, а кровь и плоть космически возвышенной
души. И лишь один из миллиарда способен на волшебство поэзии.
От графомании меня спасла... научно-популярная литература, эта золушка, на
которую смотрят свысока как "истинные" писатели, так и "истинные" ученые.
А то, что случилась дальше, иначе, чем предначертанием судьбы, не
объяснишь. Я успел получить первую и вторую премии Всесоюзных конкурсов на
лучшие произведения научно-популярной литературы, мои книги переиздавались
во многих странах, но по мере накопления жизненного опыта рамки "научпопа"
становились для меня все более тесны. Ничтоже сумяшеся, я решил
предпослать главам очередной книги "фантастические этюды". Но редактору
мои новации (увы, не только на этот раз!) показались кощунственным
нарушением канонов. И тогда, наобум, я решил (вернее, решился!) послать
свои новеллки в журнал "Вокруг света". К моему изумлению, их начали
печатать одну за другой. Я даже ухитрился получить премию журнала за
фантастический рассказ "Экипаж". Появился стимул (и огромное желание!)