"Александр Плонский. Прощание с веком" - читать интересную книгу автора

Но Землю я так и не перевернул, хотя в сорок лет стал доктором наук и
профессором.
Со второй гранью признания - литературой вышло вообще совсем не так, как
мечталось. Я жаждал успехов в литературе художественной, но о них до
далекой поры не было и речи: для этого не хватало ни таланта, ни
жизненного опыта. Я любил поэтическую музу, она меня - нисколько. И
рассчитывать на взаимность не приходилось. Жизненный опыт - дело наживное,
а вот талант... Перефразируя пословицу, можно сказать: в двадцать лет его
нет - и не будет! Увы, поэта из меня не получилось, хотя нанизывал
стихотворные строки я весьма бойко и рифмы придумывал отменные. Но поэзия,
оказывается, совсем не гладкопись, а кровь и плоть космически возвышенной
души. И лишь один из миллиарда способен на волшебство поэзии.
От графомании меня спасла... научно-популярная литература, эта золушка, на
которую смотрят свысока как "истинные" писатели, так и "истинные" ученые.
А то, что случилась дальше, иначе, чем предначертанием судьбы, не
объяснишь. Я успел получить первую и вторую премии Всесоюзных конкурсов на
лучшие произведения научно-популярной литературы, мои книги переиздавались
во многих странах, но по мере накопления жизненного опыта рамки "научпопа"
становились для меня все более тесны. Ничтоже сумяшеся, я решил
предпослать главам очередной книги "фантастические этюды". Но редактору
мои новации (увы, не только на этот раз!) показались кощунственным
нарушением канонов. И тогда, наобум, я решил (вернее, решился!) послать
свои новеллки в журнал "Вокруг света". К моему изумлению, их начали
печатать одну за другой. Я даже ухитрился получить премию журнала за
фантастический рассказ "Экипаж". Появился стимул (и огромное желание!)
писать фантастику.
"Не мытьем, так катаньем" я стал-таки писателем!
Наконец, третья грань - преподавание. Именно преподавание, а не
педагогика. Педагог - профессия, преподаватель, как и ученый, - состояние.
Иногда у меня возникает крамольное подозрение, что вузовской педагогики
вообще не существует. Не ловите меня на слове: я осведомлен и о внедрении
компьютеров в учебный процесс, и о технических сред ствах обучения, и о
программированном контроле знаний. Но в технических вузах этим занимаются
все-таки инженеры. И мне ни разу не приходилось слышать, чтобы кто-либо из
моих коллег - профессоров и доцентов сказал: "мы, педагоги". Никто из нас
не получил педагогического образования, здесь всё, как говорится, от Бога.
И вот эта грань моего призвания - самая яркая... Могу войти в студенческую
аудиторию разбитый, в дурном настроении, а выйти - усталый, но
обновленный. Лекция для меня - акт творчества, импровизации, откровения.
Сколько легенд сложилось у меня о студентах и, по-видимому, у них обо мне!
В начале преподавательской карьеры я готовился к лекции, как к подвигу.
Составлял подробнейший конспект, перепечатывал его на машинке, тщательно
разучивал. В аудитории клал стопку машинописных листов на кафедру и, читая
лекцию наизусть, через каждые несколько минут переворачивал очередную
страницу, чтобы в случае заминки не разыскивать забытую формулу, а
наткнуться на нее с первого взгляда.
Я был уверен, что листаю страницы незаметно. Но студенты замечают
абсолютно все!
И они решили подшутить над молодым "профессором". Когда я однажды вошел в
аудиторию, то... не обнаружил кафедры. Она исчезла. Разложить листки было