"Александр Плонский. Прощание с веком" - читать интересную книгу автора

меня, видимо, не будет, а, главным образом, из-за тех черт ее личности,
которыми восхищаюсь. Это вовсе не уникальные качества, напротив, их можно
считать типичными для тех, кого именует "людьми долга".
Моя мать Вера Павловна (ее девичья фамилия Соловьева), родилась в
Дербенте, в семье учителя пения. Перед революцией, совсем еще юной,
приехала в Москву, где у нее не было близких, и поступила на медицинский
факультет университета. НИ разу в жизни не воспользовалась протекциями,
знакомствами, связями. Рассчитывала только на свою голову, свои руки и
стала доктором медицинских наук, профессором Ленинградского педиатрического
института. Занимала высокий пост в Народном комиссариате здравоохранения, а
жила в двухкомнатной пригородной квартире без намека на удобства. Была
женщиной и не воспользовалась броней.
Но дело даже не в этом. Я отнес ее к "людям долга". Правильнее было бы
сказать: "человек профессионального долга".
Представьте: прорван фронт, все ближе гул орудий, нужно срочно
эвакуировать раненых, а это люди, перенесшие не только жесточайшую
физическую травму, но и тяжелый психологический ШОК. И даже не перенесшие,
а переносящие. Нервная система такого человека на грани срыва.
Неразбериха, паника. В одну из палат вбегает комиссар госпиталя, кричит
на раненых. Его выбрасывают в окно. Шум, ругательства... И тогда бегут за
матерью. В палату она входит стремительно, с гордо поднятой головой.
Секунда, другая... Тишина...
Это произошло на моих глазах. Пятнадцатилетний санитар, навсегда
простившийся с детством, - вот кем я стал в июне сорок первого года.
Матери достался характер тяжелый и властный, словно вся ее жизнь. Но у
постели больного она преображалась, становясь мягкой, чуткой, бесконечно
терпеливой. Собственные беды, боли, страхи от- ступали прочь. В сердце
стучались беда, боль, страх человека, который верил ей, нуждался в ее
помощи, ждал от нее чуда...
- Если бы я могла начать жизнь сначала, - сказала она мне, уже будучи
профессором, - я никогда не стала бы врачом. Слишком во многом чувствую
себя бессильной.
"Талант творит все, что захочет, а гений только то, что может",
- говорил Дега. - Моя мать могла слишком мало, и это угнетало её всю
жизнь.


Примечание, сделанное спустя пятнадцать лет. В своих записках я ни разу
не упомянул отца. И вот только что, на сайте Ивановского медицинского
университета я с удивлением нашел доброе упоминание о нем, одном из
руководителей этого учебного заведения в тридцатые годы. И, представьте,
мне стало стыдно. Да, мать для меня всегда была на первом месте. Но и отец
достоин памяти. Член партии с 1916 года, комиссар с ромбами на петлицах в
гражданскую войну, выдвиженец на пост директора Ивановского
государственного медицинского института, он произнес два слова, которые я
запомнил на всю жизнь. Когда мать упрекнула его за то, что он отказался от
квартиры в элитном "доме специалиста", он ответил этими самыми двумя
словами: "Я - коммунист".
А я так и остался беспартийным, потому что знал: таким коммунистом быть
не смогу, а другим - не желаю.