"Сергей Николаевич Плеханов. Заблудившийся всадник" - читать интересную книгу автора

штука каверзная. То, что вам казалось главным, оказалось мелочью, а вот
действительные ценности современники часто проглядывают...
- Милостивая государыня, - вмешался Овцын. - Что-то вы про мужицкое
горе говорить изволили - не уразумел. Ужли сей низкий предмет вас занимать
может? По разговору-то вы как будто не из податного сословия...
- Да, я тоже из дворян... к сожалению, к стыду своему. Но я искуплю
вину предков перед народом. Долг интеллигенции перед мужиком...
- Позвольте узнать, а батюшка ваш в каких чинах, - перебил щеголь.
- Генерал от инфантерии, - сконфуженно произнесла девушка. - Только это
ровным счетом ничего не значит.
- О, напротив, - заволновался Овцын. - Его превосходительство,
вероятно, в Петербурге место службы имеют. Или на покое уже, среди верных
рабов довольство вкушают?
- Каких рабов? - возмутилась девушка. - Крепостное право восемь лет как
отменили! Папа приехал на лето в имение, и я с ним напросилась, надо же,
наконец, начинать познание народной жизни. Теоретически я подготовлена, а
вот практически...
- Еще вопрос, - подал голос Ильин. - В сумбуре этом... вы единственная,
кто нам свое инкогнито не раскрыл...
- Ах, пардон, - смутилась генеральская дочь. - Анна Аполлоновна
Бестужева-Мелецкая...
- Так вы князю Феодору Гаврииловичу кем приходитесь? - с умилением в
голосе спросил Овцын.
- Правнучка.
- Помилуйте, да ведь сие... - Губернский секретарь захлебнулся от
переполнявших его чувств. - Вашего дедушку, Флегонта Феодоровича, не далее
как третьего дни изволил нянчить. Прешустрый младенец, в одночасье кафтан
мне испачкать изволили... Так выходит, они сынишку своего Аполлоном нарекли?
Превосходное имечко, изрядному, стало быть, воителю досталось...
"Ишь мелким бесом рассыпается", - скривившись, подумал Ильин. Ему сразу
припомнился Лазуткин из их сектора. Почти с теми же ухватками этот мэнээс
кадил всякому членкору, ударял за любой профессорской дочкой - не взирая на
ее "стати", лишь бы корни ее уходили в академическую почву достаточно
глубоко. Лазуткин был уверен, что рано или поздно зацепится за какую-нибудь
семейку и сможет надоить из тестя и докторскую, и авто, и квартиру, и
неслабую загранкомандировку - что-нибудь по обмену или на пару лет в
совместную экспедицию. Как-то, когда их с Ильиным отправили от сектора на
овощебазу, Лазуткин разоткровенничался. То ли полутемный подвал, заваленный
гниющими капустными кочанами, то ли промозглая сырость, доносимая
сквозняками из вентиляционных шахт, то ли еще что-то породило в душах
фольклористов отчаянный релятивизм. Весь день они давили каблуками кирзачей
ослизлые кочаны, пинали попадавшиеся под ноги картофелины, упражнялись в
метании тяжелых ножей по арбузам. Так что к концу дня мироощущение их
подернулось флером особо утонченного цинизма, и, как бы щеголяя друг перед
другом, они выдавали сентенции одна одной хлеще. Тогда-то Лазуткин и сказал:
мне, брат, многого не надо, я из гегемона вышел. Но и на меньшее, чем
среднепрофессорский уровень жизни, не соглашусь. Кряхтеть, однако, не
намерен, дабы к полтиннику отрапортовать: несмотря на язву и ишиас, прибыл к
финишной ленте, дабы откушать причитающуюся мне пайку. Я, мсье, сразу хочу
по-человечьи есть и спать, а посему намерен в ближайшие год-два внедриться в