"Виктория Платова. Смерть в осколках вазы Мэбен (Том 1)" - читать интересную книгу автора

специфичны.
- Америку ты мне не открыл, но пояснить все же придется.
- Придется - поясню. - Илюша перестал мяться и весь подобрался. - Твои
репортажи всегда о каких-то одиозных личностях: то об "афганце" без обеих
рук, который сочиняет музыку, то о брошенном мальчике, живущем на вокзале,
который из фантиков сделал макет Красной площади и Кремля, то о сестрах,
живущих в детдоме и вышивающих бисером сцены из Евангелия, то о бабуле,
которая в семьдесят лет взялась за кисть и мажет в чулане свои шедевры...
- Не только о них, - вставила я.
- Понятно, что не только. Но ты понимаешь, душа моя, что все это очень
и очень спе-ци-фич-но!
- Понимаю! - Теперь я окончательно разозлилась. - Мои репортажи тебя
не устраивают, личности в них, видите ли, не подходящие для нашего
высоколобого обывателя. Ему подавай кого-то другого. Так?!
- Так. Если бы наш читатель был высоколобым, еще полбеды, а то... В
общем, ты все правильно ухватила. Читатель хочет не просто рассказов о
каких-то самородках, которых достали из черт знает какой помойки, а сказки
о красивой жизни красивого человека.
- Красивого? - Я с интересом глянула на Пошехонцева. - А ну, любитель
прекрасного, сознавайся, что ты имеешь в виду. Вернее, кого.
- Того. - Главный сунул мне под нос открытый журнальчик с
соблазнительными фигурами красоток. - Вот смотри.
А посмотреть было на что. Мужики при одном взгляде на нее начинали
пускать слюни и ощущать приятные спазмы в паху. Девица с едва прикрытыми
прелестями томно возлежала на огромной шкуре белого медведя и рассеянно
улыбалась. Ее полуулыбка притягивала как магнит. Она могла стать шире,
могла совсем исчезнуть и была похожа на трепещущую бабочку, готовую легко
подняться с места. Восторженные журналюги уже окрестили ведущую модель дома
"North Wind" за ее полуулыбку новой Моной Лизой.
Крупные черные буквы сверху и зеркально отраженные белые снизу
обозначали имя дивы - Диана. Диана призывно изгибалась на шкуре медведя в
самой соблазнительной позе, но при этом умудрялась выглядеть далекой и
недоступной. Или все дело в ее полуулыбке?..
- И что? - Я пристально посмотрела на главного. - Какое отношение
имеет эта накрашенная шлюха к культуре?
- Ну ты... Ну ты даешь! - Пошехонцев сделал вид, что очень возмущен и
не находит подходящих слов.
Но я тоже решила оставаться непреклонной. Ему не нравятся герои моих
репортажей, а мне не нравятся все эти модели, звезды, проститутки высокого
ранга и прочая шушера. И пусть Илья хоть лопнет на месте.
- Я не даю, - сухо отрезала я, - и даже не собираюсь. Мне непонятно,
какого лешего ты ко мне с этим обратился?
Пошехонцеву, видно, не давала покоя какая-то мысль, поэтому он оставил
и возмущение, и заранее заготовленную речь, и еще ближе придвинулся ко мне.
- Понимаешь, Леда, - начал он проникновенно, - мне хотелось бы
повысить рейтинг газеты, чтобы нас не считали чтивомвторого сорта.
- Мы и есть чтиво второго сорта, - не преминула я уколоть главного.
- Понимаю, - Илья скроил скорбную мину (еще немного, и понадобится
доставать носовой платок, чтобы утешить бедолагу) и просительно вздохнул. -
Но ведь такое положение вещей можно исправить, если постараться.