"Андрей Платонов. Одухотворенные люди (Сб. "Течение времени") " - читать интересную книгу автора

попять, потому что он говорил всем по-разному и даже одному человеку два
раза не повторял одного и того же. Истина о самом себе его не
интересовала, его интересовала фантазия, и, в зависимости от фантазии, он
сообщал, что был токарем на Ленинградском металлическом заводе (и он
действительно знал токарное дело), либо затейником в парке культуры имени
Кирова, либо коком на торговом корабле. Служебные анкеты он заполнял с тою
же неточностью, чем вызывал недоразумения.
На войне Паршин чувствовал себя свободно и страха смерти не ощущал. Его
сердце было переполнено жизненным чувством и сознание занято вымыслом, и
это его свойство служило ему как бы заградительным огнем против
переживаний опасности. Смерти некуда было вместиться в его заполненное,
сильное своим счастьем существо.
Четыре раза он был ранен. Четыре раза врывалась к нему в тело сталь, но не
уживалась там, и моряк четыре раза оживал вновь. Из этого Паршин убедился,
что он обязательно уцелеет до конца войны и увидит нашу победу.
Политрук Фильченко смотрел сейчас на скорчившегося от холода, но
улыбающегося неизвестному сновидению Паршина.
- Жалко вас всех, чертей! - сказал политрук вслух. - Что ж! Если мы
погибнем, другие люди родятся, и не хуже нас. Была бы Родина, родное
место, где могут рождаться люди...
Фильченко представлял себе Родину, как поле, где растут люди, похожие на
разноцветные цветы, и нет среди них ни одного, в точности похожего на
другой, поэтому он не мог ни понять смерти, ни примириться с ней. Смерть
всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, чего не было никогда и
не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем человеке не может быть
утешена. Ради того он и стоял здесь, - ради того, чтобы остановить смерть,
чтобы люди не узнали неутешимого горя. Но он не знал еще, он не испытал,
как нужно встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы
сама смерть обессилела, встретив его.
Политрук оглянулся. К насыпи, к их позиции мчалась машина. Где-то далеко
ударила залпом батарея врага; ей ответили из Севастополя. Начинался
рабочий день войны. Солнце светило с вершины высот; нежный свет медленно
распространялся по травам, по кустарникам, по городу и морю, - чтобы все
продолжало жить. Пора было поднимать людей.
Моряки встали с земли, кряхтя, сопя, бормоча разные слова, и стали очищать
одежду от сора и травы.
- Разобрать оружие и боеприпасы по рукам! - приказал Фильченко.
Моряки разобрали по рукам доставленное ночью оружие и снаряжение -
винтовки, патроны, гранаты, бутылки с зажигательной смесью - и приладили
их к себе; некоторые же оставили свои старые винтовки, как более
привычные. Цибулько откатил в сторону новый пулемет и сел за его настройку
в работу.
Полковой комиссар Лукьянов подъехал на машине. Краснофлотцы выстроились.
- Здравствуйте, товарищи! - поздоровался комиссар. - Моряки ответили.
Лукьянов поглядел в их лица и помолчал.
- Резервы подойдут позже, - сказал комиссар, - они выгрузились ночью и
сейчас снаряжаются. Вы сейчас ударные отряды авангарда. Позади вас - рубеж
с нашей пехотой. Ожидается танковая атака врага. Сумеете сдержать,
товарищи? Сумеете не пропустить врага к Севастополю?
- Как-нибудь, товарищ старший батальонный комиссар! - ответил Паршин.