"Александр Пятигорский. Философия одного переулка " - читать интересную книгу авторак семейной традиции, ибо сам он мне говорил, что за все свое детство ни разу
не слышал у себя дома слова "религия". Когда взрывали храм Христа Спасителя, чтобы на этом месте выстроить Дворец Советов (оказавшийся затем плавательным бассейном), у них в спальной вылетели все стекла. Их сосед по балкону, молодой инженер Сергей Антонович Никулин, сказал дедушке Тимофею; "Вы знаете, это - двойной удар по религии". Дедушка ответил: "Не знаю". Другой их сосед, тоже инженер, Гершенкрон, раз увидел, как шестилетний Ника пытается заглянуть в высокие окна храма Ильи Пророка Обыденского, и строго сказал: "Никочка, не подходи к церкви. Здесь - трупный запах. Она сама стоит на трупах". Ника ужасно испугался, ему стало очень холодно (в церкви шло отпевание). Он решил, что сейчас его втащат внутрь, каким-то образом убьют и тут же закопают. Он бросился домой (дом был в двадцати метрах) и пересказал дедушке слова Гершенкрона. Дедушка потрогал лоб тонкими зеленоватыми пальцами и ответил так: "Виталий Эммануилович совершенно прав: все стоит на трупах. Церковь - тоже. Посмотри, вот сейчас строят метро. И где бы ни копали, везде находят человеческие кости. И то, что это (он не сказал "религия") - смерть, тоже верно. Впрочем, что касается церкви, то мне кажется, что он принял за трупный запах запах ладана. Но, может быть, в каком-то смысле и это - так". У дедушки дрожали руки, и Нике показалось, что ему тоже холодно. Следующее религиозное событие относится к гораздо более позднему времени. Весь первый этаж дома, в котором я жил, занимали командиры той самой, прославленной Краснознаменной пролетарской дивизии со своими семьями. В одну "распрекрасную" (по выражению Роберта) ночь все командиры были схвачены и куда-то отвезены ("отловлены" - по выражению Роберта). Ребята во На другой день, поздно вечером, в гостях у Никиных родителей сидел сводный брат нашей соседки, Сергей Владиславович Смирнов. Сначала он не говорил ничего. Пил крепкий чай с лимоном и плакал. Потом шепотом прокричал: "Всех сразу! Боже, какие они были молодые, добрые, красивые!" Его шурин, красавец Георгий Константинович Дрежельский, отчеканил над своей рюмкой портвейна: "Ты говоришь вздор, Сережа. Я тоже молодой и красивый. Плачь обо мне, а не о тех, кто взят в руки меч да от меча погиб". Отец Ники давно спал здесь же, за перегородкой, а мать - в соседней комнате, с малышами. Ника сидел на диване, в тени зеленого абажура. Дедушка Тимофей сказал: "Не сердитесь, Георгий Константинович, но слишком много гибнет тех, кто и меча-то взять в руки не успел, кто и помыслить об этом не имел времени". "Я понимаю, - обрадованно проговорил Ника, - меч - это метафора". "Не думаю, - заметил дедушка. - Меч - это меч". (С Никой, хотя ему было тогда не более 11 лет, дедушка говорил, как со всяким другим человеком.) "Но теперь-то я наконец понимаю, - вскричал Ника. - Сначала христиане убили колдунов, потом красногвардейцы убили христиан, а теперь кто-то убил красногвардейцев". Пересказывая мне это выступление Ники, Роберт назвал его "теорией исчезновения видов" и добавил: "Ника в детстве был блистателен. Может быть, даже гениален, а?" Ника не сообщил Роберту, чем кончилась эта беседа (я думаю, что потрясенные слушатели на этом и разошлись). Но я мог легко восстановить первоначальный источник Никиной информации о колдунах. Им, безусловно, был все тот же Гарик Першеронов. В самом начале 1937 года под секретом сообщил мне и Роберту (мы ходили взад-вперед вдоль забора нашего |
|
|