"Элизабет Питерс. Лев в долине ("Амелия Пибоди" #04) " - читать интересную книгу автора

страшновато. Небо нашего супружества обычно безоблачно, а все почему?
Потому что мы с тобой живем душа в душу. Немедленно доверься своему
избраннику, надежде и опоре! Нет для него большего счастья, чем лицезреть
твое!
Конечно, Эмерсон заготовил эту речь заранее. Я бы заподозрила его в
желании поднять меня на смех, если бы не знала, что за высокопарным стилем
скрывается искреннее чувство. Мы с моим ненаглядным Эмерсоном действительно
жили душа в душу с нашей первой встречи в Каирском музее.
Вообще-то с ядовитым ехидством будущего супруга я познакомилась в
первые же секунды той памятной встречи. В страну фараонов я прибыла
праздной туристкой, да к тому же, стыдно признаться, старой девой. И, едва
ступив на легендарную землю, заразилась египтологией. Постепенно слабая
хворь переросла в настоящую горячку. Но тогда, в музее, энергично отбиваясь
от безжалостной критики, которую на меня обрушил бородатый тип с
пронзительно-синими глазами, я и помыслить не могла, что скоро мы
повстречаемся вновь. Знакомство продолжилось в более романтичной
обстановке - в одной из заброшенных гробниц знаменитой Эль-Амарны.
Должна признаться, что романтичной тогда была только обстановка, но
никак не сам Эмерсон. Однако инстинкт мне подсказывал, что его ядовитые
речи и презрительные гримасы - признаки пробуждающегося интереса. События
доказали, что я не ошиблась.
Но вернемся на корабль, пересекающий лазурное Средиземное море. Мы
стояли на палубе, ветер теребил волосы и одежду, а впереди уже виднелось
египетское побережье, на которое нам предстояло высадиться еще до истечения
дня. Одного этого, казалось бы, достаточно для восторга, но меня терзали
смутные предчувствия.
Нас ждал новый сезон археологических изысканий, захватывающий и
непредсказуемый. Мне не терпелось снова пробежаться по душным коридорам
древних пирамид, где порхают летучие мыши, а под ногами хрустят засохшие
плоды их жизнедеятельности. Я сгорала от желания заглянуть в погребальные
камеры с их осклизлыми стенами...
В иное время я бы радостно предвкушала духоту, сырость и прочие
изысканные наслаждения для истинного искателя древних сокровищ. Много ли
женщин - особенно в конце девятнадцатого века - имеют столько поводов для
блаженства, как я? И что значат по сравнению с этим какие-то глупые страхи?
Эмерсон - он предпочитает, чтобы к нему обращались по фамилии, так как
свое имя Рэдклифф почему-то считает женственным и жеманным, - избрал меня
своей партнершей не только в супружестве, но и в профессии, которой мы оба
гордимся. Эмерсон - самый умелый добытчик египетских древностей, какие
только видел мир. Не сомневаюсь, что его будут чтить как родоначальника
научных раскопок, покуда на нашей неспокойной планете пребудет цивилизация.
И рядом с его именем по праву станет красоваться еще одно - Амелия Пибоди
Эмерсон. То есть мое.
Да простит читатель мой энтузиазм! Перечисляя достоинства Эмерсона, я
всегда впадаю в раж. Начинаю я обыкновенно с его ума - недаром мой супруг
так и норовит при каждом удобном случае подчеркнуть, что неглуп. Но не
стыжусь признаться, что не последнюю роль в моем решении стать его
спутницей жизни сыграла наружность Эмерсона. Все в нем - от темных волос и
высокого лба до ямочки на подбородке (сам он предпочитает именовать ее
"впадиной", почитая слово "ямочка" немужественным) - является образчиком