"Борис Письменный. Агруйс-красивист" - читать интересную книгу автора

Точно, как Иона предсказывал мне у бассейна, к зиме он был на сносях.
По нескольку раз в день он оглаживал налитой, молочно голубеющий живот. На
манер гурзуфского Медведя здесь выходила Агруйс-гора. Ребеночек, явно
уткнулся головой в маму, отклячив попку наружу. Иона прикладывал ухо,
слушал, как идет созревание. Душа его ликовала, что может быть и старо, как
мир, но и ново, как нов каждый новый день. Перед сном имели место
идиллические сцены - Шура, откинувшись на диванных подушках, расписной
деревянной ложкой вкушала замороженное брюле непосредственно из огромной
картонки, а Иона, прильнув к животу, тихо напевал что-нибудь из Корелли или
Вивальди, намереваясь впоследствии проверить - не запомнилась ли мелодия
маленькому.
В счастливом нетерпении они сидели на занятиях молодых родителей по
системе Ламаз. Иона позади, обхватив живот, громко выдыхал,-
Пу-узо..пузеня... На что Шура ему жаловалась шопотом, что он мешает ей
правильно дышать. Иона же, большой игруля и словолюб, не унимался,
спрашивал, - Назови-ка пару чисто наших существительных, что кончаются на
'зо'. И сам отвечал: - Не знаешь, никто на свете не знает. Да здравствует
мое пузо!
Не надо бы по-русски, - неуверенно просила жена.
Почему еще? Эти вокруг ни черта же не понимают. Пусть дышат себе ровно,
по-американски. Я
это все для нашего деточки говорю; он уже слушает, запоминает и учится.
Шура больше не спорила; она была замечательно покорна и беспрекословна.
Иона купал ее сам, одевал, раздевал безо всякого стеснения и реакции с ее
стороны. Может быть, даже слишком уж обычным деловитым образом натирал ей
виолончельную спину, разбухшие груди и живот, подозрительно отмечая, что у
него не возникает никаких отвлекающих страстей. Всего лишь какое-нибудь
слово всплывало - 'гуттаперча', хотя Шурино тело почему-то начинало
напоминать ему банно-мыльным запахом и вымытым посвистом скользлщего трения
не гуттаперчу, а простую резиновую грушу, большую аптекарскую грелку, что-то
гигиеническое безразличное - ни загадок, ни стыда, ни желания. В то время,
к своему удивлению, Агруйс отмечал, что думает о животе и созревающем в нем
плоде, как о чем-то самостоятельном, почти без связи с молодой и красивой
женой.

Могло ли так получиться, что его гены - корыстные оппортунисты, для
которых дело было в шляпе, по эгоистическому своему безразличию, взяли и
отключили подачу флюидов любви и вожделения? Иону томила совесть: -
Неправильно это. Пройдет беременность, наверное, все восстановится. Он
спрашивал супругу, - Шурик, завернуть тебя в полотенце?
Как хочите, - спокойно отвечала жена. В эти судьбоносные дни Иона
обнаружил в себе
невероятный родительский инстинкт, унаследованный от мамы. Он был бы
счастлив отдать все на свете, пойти на любые самопожертвования; он мечтал о
наследнике, здоровом и красивом. Когда он наведывался в Фар Рокавей, мама
повторяла ему свой непреложный секрет красоты: - Роженица должна впитывать.
Смотреть нужно исключительно на изящные, прекрасные вещи, на картины, на
красивых людей. Окружение формирует. Так было у меня с тобою, сыночек.