"Борис Письменный. Марусина любовь" - читать интересную книгу автора

После захода солнца, в темноте - занавес дню, конец для всего живого.
Ночной жизни, как известно, нет. Принято повсеместно цепенеть перед
экраном; по-возможности плавно погружаясь в сон. Ну - выбирался Клепик в
гости, ну - в ресторанчики по-соседству. Иногда.

Зимой как-то к вечеру натуральнейшим образом заглянули знакомой дорогой в
'Бет Шалом. Туда же, где Денискина школа.Попали в пятницу на Шабат.
Раз-другой.
Понравилось.Стали чаще заглядывать. Там было празднично, тепло,
неизменно приветливые люди, заочно знакомые по городку. Но и неожиданные
вдруг, когда видишь их при параде, нарядных, а не, как обычно, в
безалаберном, спортивно-расхлябаном американском виде - трусы да майка
навыпуск.
Что-то еще привлекало. Много разного, чего ни Санечка, ни Мария
Петровна едва ли смогли бы сформулировать. То ли подъем молодых чувств -
как перед представлением или киносеансом в каком-нибудь новеньком Доме
Культуры? То ли странная знакомость выражений лиц, глаз и песенных
мотивов.Тут, пожалуй, и оставим мы наших героев.

Пятница, Вечер. Ал и Денни - в ермолках. Мэри в кружевной наколке. Когда
поют они в унисон с конгрегацией вроде бы еврейские ритуальные гимны, но
почему-то все кажется - на мотивы хорошо памятных тачанок-ростовчанок и
других красноармейских гопаков. Что были написаны нашими же
соотечественниками, поэтами-песенниками, отмеченными еще до перепадавших
им наобязательных музыкальных наград обязательным пятым пунктом. Нельзя
было не выделить в общем хоре глубокий, грудной голос Марии Петровны: -
Хиней, хиней, xиней... Затем - высокий, чистый Санечкин тенорок: -
...Ми-xа-моxа баэлим Адонай... И, конечно, всех выше захлебывающийся
фальцет Денни: - Ми-ха-моха, не-дар-ба-кадеш! О Дениске разговор особый.
Любчик и гордость Марии Петровны, он уж читал на русском и на иврите.
Фактически без словаря.

1999