"Борис Письменный. Марусина любовь" - читать интересную книгу автора

Купила кое-какие мелочи специально для Санечки. Сначала - глянцевую
книжку-раскладушку с замечательными цветными фотографиями... (Только как
ему передать? Вопрос. Ничего, потом, на месте придумаем.) Так так приятно
было покупать подарки любчику - галстук, потом, с гондолой, брелок для
ключей...
Своего Санечку Мария Петровна сейчас же узнавала в каждом ангеле
соборной мозаики, в кудрявой бронзе, на фресками расписанных стенах.

Однажды ночью в гостиничном номере Марию Петровну охватил ужас. Вдруг,
пока она здесь по Венециям прогуливается, там дома по головотяпству, по
недосмотру нашему возьмут и выкинут Санечку из родной страны! И сделать
ничего отсюда нельзя, из такой дали-далекой. Разругала себя последними
словами, губы кусала от беспомощности. С тех пор не могла дождаться конца
проклятого симпозиума. В самолете сидела - всё о Санечке думала. Физически
чувствовала, что с каждой минутой к нему и к Москве-столице приближается.
Домой возвращаться - это всегда как магнитом тянет. Одним словом,
переволновалась, перегорела.
Когда в Шереметьево в такси садилась, вдруг Фофанова ясно и совершенно
неожиданно для себя постановила следующее: - А вот, как если сидит,
терпеливо ждет ее на месте голубчик Санечка, так тому и бывать! Сама себе
поверить не могла, что до такого додумалась. Решила точно - приходит на
службу - тут же собственноручно пишет ему разрешение на выезд. - Оставьте
человека в покое, - корила кого-то Мария Петровна. Свободу Александру
Клепику! Пусть Санечка Венецией сам полюбуется! Тут же, как только приняла
окончательное решение, волна благодарности затопила ее сердце; запела
душа. Вот, что значит - жертва во имя любви. Отдается сторицей.

Такси летело по Ленинградскому проспекту. Вдоль шоссе приветствовали
Фофанову освещенные зябким утренним солнцем дома. Знакомые все места.
Слева -серая башня, там подруга живет с семьей, справа -много раз бывали,
выпивали, а - вон еще балкончик интимный знакомый... О нем умолчим. Радио
в Волгё у таксиста играло вовсю, по-московски акая - МАс-квА мАя! Стра-нА
мАя! Ты сА-мая люби-мА-я! Или это сердце Марии Петровны пело от радости -
домой возвращаться . Она опустила окошко машины, чтобы утренняя свежесть
умывала лицо. Хорошо! Она, загодя, остановила такси в прохладной тени
углового переулка. Вышла с удобной, совсем не тяжелой спортивной сумкой
через плечо; поежилась, потерла еще заложенные после самолета уши. Слабо
слыша свои шаги, бодрой походкой прошагала на освещенный солнцем тротуар,
по которому уже спешили утренние толпы. И тут - попс! В ушах пробило звук.
Даже не так. Сначала, еще в тишине, - перед Марией Петровной, буквально
рядом с нею, откуда-то из-за пестрой толпы на краю тротуара, - вылетел
вверх человек.
Как из кустов спуганная птица. Как венецианская кукла Пьерро. Взлетел,
завис косо, будто крыльями взмахнул руками. И только затем в ушах Марии
Петровны заскрежетали автомобильные тормоза; раздался удар и посыпалось
стекло.

С криком - Санечка! - Мария Петровна бросилась через толпу, растолкала,
прорвалась к бензиновой с кровью луже, к сбитому человеку, лежащему на
земле.